– С тобой все в порядке? – спросила я.
– Да. Да, все нормально, – сказала она и, подойдя через всю кухню к раковине, подставила руку под струю воды.
Отец встал и пристально посмотрел на мою мать.
– Что это было?
Ни она, ни я не ответили, то ли потому, что не знали ответ, то ли потому, что даже если бы и знали, не важно, скажи мы ему или нет, он все равно бы нам не поверил.
– Кто это был? – спросила я мать сдавленным голосом.
Она покачала головой и оперлась на стол, пытаясь отдышаться.
– Я не уверена. – Она снова покачала головой, словно пыталась стряхнуть наваждение, а затем встретилась со мной взглядом. Ее глаза были широко раскрыты и налиты кровью. На какой-то миг мне показалось, что это вообще не ее глаза. Несколько раз энергично моргнув, она заговорила дальше: – Но я знаю, что тебе не стоит носить этот медальон. Это нехорошо, Мелли. Он принадлежал… ей. – Она на мгновение закрыла глаза. – Нет, я неправильно выразилась. Сначала принадлежал… а потом – нет.
– Это полная бессмыслица. – Я схватила медальон, не уверенная в своей привязанности к нему, но и не желая терять его, и ощутила лишь холодный металл.
Меня мутило. Я вновь ощущала тошнотворный запах стоячей морской воды и гниющей рыбы. Я была готова опрометью броситься из комнаты, притвориться, что ничего не происходит, но я окаменела, наблюдая сцену из фильма ужасов, о финале которого я могла только догадываться.
– Мы не такие, какими кажемся, помнишь? Возможно, все это взаимосвязано. – Взгляд моей матери не дрогнул, я же изо всех сил пыталась сказать что-то бойкое, чтобы забыть этот голос, притвориться, что я не могла видеть и чувствовать запах вещей, которых там не было.
– Что, черт возьми, здесь происходит? – снова спросил мой отец.
Мы с матерью заговорщицки переглянулись; отец продолжал буравить нас обеих недоуменным взглядом. Так с нами троими бывало всегда, и я не очень удивилась, увидев, что за прошедшие годы ничего не изменилось.
Она на мгновение закрыла глаза, затем сглотнула и подошла к отцу:
– Не говори больше ни слова. Это выше твоего понимания и твоей способности видеть вещи, которые не являются черно-белыми. Я не буду с тобой спорить, так что давай оставим эту тему.
Мой отец посмотрел на меня, очевидно, ожидая, что я поддержу ее или, наоборот, попробую возразить – я не была уверена, что именно, – но я лишь отвернулась, вновь ощутив себя ребенком, не способным занять сторону одной из двух команд, которые были мне одинаково дороги.
Расправив плечи и придав себе царственный вид – насколько то возможно, если на вас менее ярда полупрозрачной ткани, – моя мать сказала: