– Кои мусикии[292] лепы! Будто в самом раю с ангелами побывал.
– Да я, такожде! – согласился с ним брат.
Солнце забралось в зенит и постоянно настигало лучами наши тела. Приходилось отползать подальше в тень. Неожиданно почувствовал прикосновение к себе горячей ладони Мирона.
– Ты несть обыден отрок, аще ангельску мусыкию ведаешь! – проговорил он с придыханием, поднялся на ноги и склонился в глубоком поклоне, – Просим вяще не отринути нашу ватагу, с нами дружнити.
Ответ не успел дать. Наш тёплый, творческий вечер прервали крики. Метрах в ста от берега плавала лодчонка, наполненная подростками. Вдруг она перевернулась и стала погружаться в воду. Я и Мирон, не раздумывая и не раздеваясь, бросились в воду. Когда подплыли, лодка уже вся ушла под воду, а на поверхности барахтались перепуганные дети. Когда вытянули всех из воды, один из мальчишек закричал:
– Несть Матрёны, утопла. Спасите мою сестрёнку Матрёнушку.
Я снова прыгнул в воду. Дорог был каждый миг. Хорошо, что было неглубоко, и девчушка быстро нашлась возле лежащей на дне лодки. Схватил её и поплыл к берегу. Тюху бы сюда с яликом. Подоспел Мирон. Вместе выволокли на песок бездыханное тело. Сбежалось много людей, привлечённых шумом. Не помогали, только охали и ахали. Бабы принялись голосить по утопленнице.
Я стал совершать комплекс мероприятий по реанимации утонувших. Окружающие тут же начали меня порицать, зудеть под руку:
– Ты, отроче, почто над упокойницей охальничаешь? Изыди абие.
– Зрите, люди добры. Да он перси[293] покойницы прёт[294] и уста невинны лобзае[295]…
Я поневоле ускорил процесс, опасаясь, что в любой момент толпа на меня набросится и поколотит. Как бы жизни ещё не лишили, невзначай. Наконец вода из лёгких вышла, и девочка задышала. Вокруг завопили:
– Знамение сие есть! Отроковица воскресла! Кудесы[296] есть сие.
Не желая искушать дальше судьбу, воспользовался начавшимся ажиотажем и выскользнул из толпы. Это не составило труда, так как вытаращенные глаза зрителей были целиком сосредоточены на воскресшей отроковице.
Прокрался к месту нашего пикника, стащил с себя мокрую одежду и развесил на кустах. Костёр давно потух. Он и не нужен был, чтобы просохнуть. Жара от солнца больше, чем достаточно. Инструменты и пожитки гудцов лежали без присмотра. Вот раздолбаи! Пропали бы орудия труда, на чём тогда дудели? Искупался пару раз, пока среди деревьев не нарисовались две фигуры. С собой они тащили в плетёных туесах какую-то поклажу.
– А, вот ты иде еси! – воскликнул чем-то довольный Мирон. – Люди ангела зриша, отроковицу воскресих. Сказывай, Димитрий, ты ангеле еси, чай?