В темноте почувствовал, что меня кто-то трогает. Вскочил, перепугавшись, и сам перепугал молодого послушника. Он пришёл звать меня на заутреню. Оказывается, уже ночь пролетела и за окном брезжил рассвет. Как было обговорено, я отказался идти, сославшись на сильную головную боль.
– Братие мнози потравишася, ядь лиху снидах, – согласился со мной парень.
Он вежливо поклонился и вышел из кельи. Я никак не мог вернуть прогнанный сон и прошёл в келью к боярину. Фока тоже не спал, маявшись от желания испить чего-нибудь. Принёс ему воды, но так похмелье не лечится. Слишком забористым оказался импортный напиток. Предложил ему потерпеть до появления нашего благодетеля.
Пришёл чем-то обрадованный отец Вонифатий и позвал в свою просторную келью. Там мы от него узнали, что с утра в темном закоулке коридора нашли голого и полуживого отца Кирилла, выполняющего в монастыре обязанности спекулатора, то есть порщика провинившихся монахов. Судя по довольному облику нашего благодетеля, этот Кирилл ему тоже сильно не нравился. Закрытые коллективы, занятые в основном бездельем, являются питательной средой для склок, дрязг и прочих сотворений мелких пакостей. Узнав от меня о пострадавшем монахе, Вонифатий не удержался и сходил туда посмотреть. Затем он подменил у меня ночью рясу на другую, а ту подбросил на пол в келью к другому своему недоброжелателю, соорудив таким образом видимость содомитской связи. Ну, да, рясы тут зачем-то помечались нашивками. Вот так и живут доблестные стяжатели духа святого. Лихо клубится жизнь монастырская. Бедного отца спекулатора в скором времени ожидал церковный суд и осуждение за богомерзкие связи.
Обсудили совместно с библиотекарем возможные наши действия на предстоящий день, третий день моих хроноприключений в теле княжича Дмитрия Красного. Пока что злоключений. Со временем я, конечно же, адаптируюсь и не стану попадать в глупые ситуации, а пока что я – иновременный человек. Живу, думаю, поступаю не так, как это принято теперь, огребаю и офигеваю.
Вонифатий предложил Фоке остаться в монастыре хотя бы на недельку. Отдохнуть здесь и накопить силы перед дальней дорогой. Ну, а мне он предложил остаться тут насовсем, стать монахом. Бывшему боярину не терпелось поскорее покинуть этот несчастливый для него город, да и я очень беспокоился, что гудцы до сих пор в лапах одноглазого маньяка. Страшно было даже подумать, что он мог во злобе с ними сотворить. Я высказал соображения насчёт использования монашеского одеяния. Отец Вонифатий и Фока одобрили. Люди боярина Единца не додумаются искать беглецов среди монахов. Порть посконную решили не выбрасывать, а использовать в качестве исподнего. Грубая ткань рясы будет натирать кожу. К тому же сабля хорошо скрывалась в складках рясы.