Немного спустя я отчетливо услышал звук самолета. Штурмовики. Они подходили все ближе и ближе сзади. Полицай задрал голову и поднял три пальца. Возможно, докладывал таким способом «великому мыслителю», сколько он видит самолетов. Про себя я молился, чтоб это оказались русские ЯКи, которые могут принять нас за своих. А не «мессершмитты» или «фокке-вульфы», которые не могут принять за своих танки Т-34 с красными звездами. В боковом окне, что напротив меня, ненадолго показался один из самолетов. Это был ЯК, несомненно. Я растопырился как можно, шире, чтобы моя широкая спина служила девушке надежной защитой. И моя широкая спина действительно послужила ей защитой. Ах, как я был счастлив. В шоферской кабине кто-то засмеялся блеющим смехом.
Полицай задвигался. Отпер шкаф. Множество больших и малых ключей на кольце, размером с хорошее блюдечко. В результате — литровая бутылка с мутной жидкостью. И граненый стакан. С бутылкой и стаканом в руках он двинулся к нарам. Грузно сел. Отставил бутылку и стакан. Снова встал. Яростно пнул ногой в живот половину свиной туши. Запихнул ее подальше, вплотную к стене. Видно, хотел мне показать, что он не любит церемониться. Чтоб я знал, с кем имею дело. Девушка, по-прежнему стоявшая на коленях, отвернулась к стене. Насколько позволяли обстоятельства. Потому что наручники тянули запястье. Давай поближе, сказала мне цепочка. Это было очень хорошо. «У кого задница болит, тот на ней и не сидит», — сказал полицай. Потом стоя выпил стакан. Залпом. Потом сел и выпил еще один. Сивуха пахла спиртом и гнилой картошкой. Он налил доверху еще один стакан. И сунул мне, вытянув свою грубую клешню, а лицо у него было сморщенное, как у новорожденного. Цепочка нежно дернула мое запястье. Не пей, сказала цепочка. Ясное дело, он хотел предложить мне сговор. Сговор между двумя людьми, которые одинаково сильны и предпочитают не связываться друг с другом, одинаково хитры и видят друг друга насквозь, одинаково замараны сами и потому могут разгадать любой гнусный замысел. Я и пальцем не двинул. Я просто поглядел на него. У него скривились губы. Зубы прикусили высунутый язык. Этим прикушенным языком, этими искривленными губами он выталкивал беззвучные слова.
Вытерпи, сказала цепочка. А я прикидывал, что мне делать, если он набросится на меня. Для подобных людей — смертная обида, когда кто-то отвергнет предложенную ими выпивку. Я думал, а сколько у меня теперь рук для обороны: одна или все четыре? Я должен был рассуждать трезво. Я внушил себе: если ты не хочешь втянуть девушку, у тебя для защиты всего одна рука. Я понял, что он начнет со мной переговоры, чтобы ему было проще совладать с девушкой. Я чувствовал, что и одной рукой с ним справлюсь. Он отвел свою клешню назад. Он поставил стакан и бутыль на нары. Грузное тело отделилось от сиденья. Это не человек, а зверь, берегись, предупреждала цепочка.