Конечно, я предпочла бы играть куклами, которых надевают на руку. Микроб моей девичьей страсти к театру поразил меня в кукольном театре Образцова на улице Горького. Понуждал меня и теперь изображать только куклу, только неподвижный образ, не соскальзывая на характерность. Абсолютной кульминацией представления была та сцена, когда Игорь и Лена проводят за нос злую, старую, завистливую ведьму. Сперва доставляют ей радость своим якобы добровольным уходом из жизни. А на деле здорово ее одурачивают. Образцов и — не исключено — сам великий Станиславский, возможно, побледнели бы от зависти. Мое искусство принудило публику, моего единственного зрителя, в состоянии полного самозабвения вскочить на сцену, без подготовки взять на себя второстепенную роль и блестяще ее исполнить.
Итак, манекены, обманчиво схожие с Леной и Игорем, лежат якобы мертвые на тахте в комнате. На соломе в избушке лежит мой ватник рядом с его курткой. Рукава сплелись. Впервые ему разрешается заглянуть в помещение. Встав для этого со скамьи. Возникает запыхавшаяся Беляева, за ней следует невозмутимый милиционер. Дедушка для этой сцены не нужен. А без милиционера не обойтись. Должностное лицо. А вот и оно. В рыжеватом парике. Для должностного лица просто на редкость симпатичный. Я надела на него его немецкую фуражку, но козырьком назад. Фуражка лежала в колыбели. Там же — автоматы. И мой рюкзак. Ты — милиция. Игорь, Лена — капут. Не подмигивать. Милиционер еще не знает, как все обстоит на самом деле. По приказу старой ведьмы он барабанит в дверь. Джумбаба, джумбаба, удовлетворенно сказала старуха. В квартире старуха исполнила танец радости вокруг ушедшей из жизни, соединенной в смерти легкомысленной парочки. Игорь, Лена — капут, ха-ха-ха, капут. А Лена стояла за колыбелькой, тихо хихикая, ерошила Игорю давно не мытые волосы. Но старая, злобная, завистливая ведьма ничего не замечала, продолжала выплясывать танец радости, продолжала исполнять ликующую песню. Должностное лицо ознакомилось с положением дел. И пришло к другому выводу. Обеими руками оно встряхнуло куртки и сердито обвинило Беляеву в даче ложных показаний. Игорь, Лена — никс капут, ха-ха, никс капут, ха-ха-ха… Увидев, что старуха не желает его понимать и по-прежнему выражает бурную радость, он сорвал фуражку с головы, начал топтать ее ногами, всерьез разозлился и заорал: никс капут, никс капут. И старая ведьма упала замертво. А Лена — Люба взъерошила Игорю — Бенно густые рыжие волосы. И оба вышли из дома, и приступили к печальной свадебной трапезе. Вместо цветов он вручил актрисе, которая сама себя чествовала, единственную жестяную ложку, лежащую на столе. Он глядел, как она зачерпывает ложкой из горшка. В неподдельном восторге от продемонстрированного ею искусства. Я присвистнула: а ты испачкался. Он и в самом деле испачкался. Наверняка от волнения. В низине наяривали кузнечики, в пруду квакали лягушки. Висели в воздухе комары. В вечернем небе далекий самолет беззвучно отрезал нижнюю половинку солнца. Я показала ему эту декорацию. Он заговорил, он начал что-то рассказывать по-немецки. Так, будто я все понимаю. А я ничего не понимала. Я и себя больше не понимала. И словно поняв его слова, сказала фразу, которая и мне была так же непонятна. Где-то растет яблоня, сказала я ему. Я понимала, он мне что-то рассказывает. Запинаясь. Искусство сметает преграды.