– Поня-атно.
До самого вечера, пока совсем не стемнело, Баурджин бродил по ближайшим окрестностям, прикидывая, где бы мог быть разбойничье логово. Даже не разбойничье – бандитское, если принимать во внимание револьверную пулю. Интересно, из какого они времени, эти гнусные лиходеи? Судя по пуле – явно не из девятнадцатого века – начало двадцатого, точнее – первая его половина. Впрочем, могут быть и из второй, револьвер – штука простая, надёжная. А может быть, просто кто-то из местных случайно подобрал такую полезную в хозяйстве вещь. Случайно подобрал, случайно дёрнул спусковой крючок, выстрелил – потом приноровился, дело-то нехитрое. Да, могло быть и так. А могли и прийти оттуда, из будущего, как и сам Баурджин-Дубов когда-то. Толстяк Ань Цулянь, начальник ямской станции, говорил, что нападения начались с весны. С весны… Так они и осенью были – точно такие же жестокие – ну разве что зимой ненадолго прекратились. А пуль не находили – потому что не искали. Значит, надобно издать строгое – и секретное – распоряжение, чтобы о всех подозрительных убийствах, совершенных, скажем, с помощью каких-нибудь необычных средств, немедленно бы докладывали во дворец. Если рассудить здраво, те, кто имеет огнестрельное оружие, могут запросто прийти разбойничать в город, где гораздо больше поживы. Хотя, конечно, грабить проходящие караваны куда безопаснее.
А вот там, за той горушкой, в лесочке, вполне можно устроить засаду – оглядывая окрестности, машинально отметил нойон. В лесочке разместить готовый к нападению отряд, а на горшке выставить наблюдателя. Дорогу оттуда хорошо видно, да что там дорогу – и много дальше. Наверное, виден и ям – постоялый двор «Уголцзин-Тологой». А ну-ка!
Спешившись, Баурджин привязал коня к ближайшему дереву и быстро поднялся на гору. Подошёл к обрыву, прилёг, устроившись на корнях кривой сосны. От открывшегося вида – километров на сорок, не меньше – прямо таки захватило дух. Сиреневые хребты, багрово-красные отроги скал, ярко-зелёная линия лугов, а вон там, слева, река. Прямо – лес и оврага – урочище, чуть дальше – группа небольших строений – ямская станция. Эх, если б бинокль, было бы можно разглядеть даже ходивших по двору людей. Что и говорить – прекрасный вид, просто прекрасный.
Оторвавшись от природных красот, Баурджин внимательно осмотрел вершину. Искал следы пребывания наблюдателя – какую-нибудь подстилку, мелкую, случайно оброненную вещицу, окурок. Да-да, именно окурок – вот если б его найти, всё стало бы куда как яснее. Если «Беломор» – это одно, а, скажем, какое-нибудь «Мальборо» – совсем другое. Или самокрутка – остатки махры и газеты, или папиросы «Зефир», сигареты «Ира» – «то, что осталось от старого мира».