– Ну конечно знаком! – рассмеялся князь – Угедей-хан – мой друг. Вот что… Давайте-ка выпьем за его здоровье!
– О, охотно! – Керачу-джэвэ обрадованно потёр руки, похвастался: – Мой род ведь из кочевья Угедей-хана!
Баурджин хитро прищурил глаза и негромко дополнил тост:
– Тогда выпьем ещё и за то, чтоб мой друг Угедей-гуай стал Великим ханом!
– За это стоит выпить не один кувшин, господин! – тряхнул головой монгол.
Нойон только диву давался – он ведь почему-то считал Керачу-джэвэ человеком старшего сына Чингисхана Джучи. Кстати, Джучи к Баурджину относился прохладно, как и его брат Чагатай. Что же касается младшего сына повелителя Толуя – то тот, похоже, был конченым алкоголиком.
Угедей! Угедей должен стать официальным наследником! И станет им, несомненно станет, ведь этого хотят лучшие умы монгольской империи – Елюй Чуцай и Шиги-Кутуку! Баурджин усмехнулся – он всегда восхищался умением Чинегисхана подбирать людей и делать преданнейших друзей из врагов – вот хотя бы вспомнить Джиргоатая-Джэбэ. Был тот ещё фрукт – разбойники и лиходей, едва не поразивший стрелой самого Чингисхана – и стал одним из лучших полководцев империи! Так и он сам, Баурджин, тоже поначалу был врагом… тогда ещё не Чингисхана, а просто Темучина. А кем стал? Доверенным лицом! Наместником! Наместником… Не столь уж это и хорошо, куда лучше быть вассалом – практически независимым государем Си-Ся! Да-да, надобно будет подобрать под свою руку всё государство, чем чёрт не шутит?! И устроить здесь всё так, как нужно по справедливости.
Допив очередной бокал, погруженный в собственные мысли Баурджин-Дубов вдруг с неожиданным ужасом осознал, что эти мысли его не имеют ничего общего с «единственно верным учением»! Более того – они прямо оппортунистические! Никакого «светлого будущего» на началах коммунизма и атеизма Баурджин почему-то строить не собирался, даже в отдельно взятом городе. Жизнь – она ведь совсем другому учила, и совсем к другому вела. Какой там к чёрту коммунизм? Вот бы с чиновниками-мздоимцами справиться – и со спокойной душой можно самому себе золотой памятник ставить!
Князь и не заметил, как гости тихонько ушли – задремал, даже песню не спел, как собирался. А ведь хорошую песню хотел спеть, да и не одну: «Варшавянку», «Беснуйтесь, тираны», «Взвейтесь кострами, синие ночи»…
Утро ударило князю в глаз острым сверкающим лучиком восходящего солнца. За окнами дворца громко щебетали птицы. Баурджин проснулся, умылся под рукомойником, натянул верхний – синий, с жёлтым – халат и, позвонив колокольчик, вызвал цирюльника-брадобрея.