Молодой человек хмыкнул.
— Ну разве что этих клоунов еще побьют, — выразил он общую мысль.
Его барышня изобразила недовольную гримасу. Я огляделся по сторонам. Народ, как писал классик, безмолвствовал, и это было затишье перед бурей. Причём бурей попахивало серьезной. Тут было, наверное, сотен пять зрителей, и ни одного полицейского. Даже парень у ворот дал деру. Те двое, что придерживали крылья, осторожно, бочком, отступали назад к сараю. Первым в таких случаях обычно били зазывалу, но при таком раскладе мало никому не покажется.
Толпа на дороге начала сдвигаться к воротам, но право первого удара, по всей видимости, уступала тем, кто заплатил вдвое больше.
Внезапно моторчик ожил. До нас донесся его бодрый чих, и триплан бодро покатил по дорожке. Зрители мгновенно сменили гнев на милость. Послышались крики «ура!», «давай!» и тому подобное. В воздух взлетели шапки, падая вниз вместе с изморосью, но никого это, похоже, не волновало. Я и сам почувствовал, что захвачен волшебством момента. Да что там, даже дождь притих!
Дальнейшее произошло очень быстро. Аэроплан стремительно разогнался, разок подпрыгнул и оторвался от земли. Вот он уже полметра нам землей, метр… но поле кончалось еще быстрее, а сразу за забором росли две березы. Меж ними виднелся солидный просвет — его вполне хватило бы для нормального, полноценного аэроплана — но пилот забрал слишком сильно вправо.
— Левее! — закричал я. — Держи левее!
Мой крик потонул в восторженной овации. Впрочем, пилот меня всё равно бы вряд ли расслышал. Аэроплан промчался над забором. Зрители аплодировали. Пилот победно вскинул руку… и со всего разгону влетел в дерево.
Береза оказалась крепче. Хиленький аэроплан просто сложился, размазавшись по ней. Пилот вместе с верхней парой крыльев взлетел еще выше — аж до нижних веток — и оттуда рухнул вниз. Я бросился к нему. Меня обгоняли другие люди. Кто-то сразу занялся обломками аэроплана, кто-то склонился над пилотом.
— Живой? — спросил один.
— Да вроде, — неуверенно отозвался другой.
— Расступитесь! — прикрикнул на них я.
Опустившись на колено рядом с пилотом, я быстро установил, что тот всё-таки жив, о чём и сообщил остальным.
Внешне несостоявшийся покоритель воздушных просторов вполне подходил своему аппарату — худой, невысокий и жилистый. Одежда для полета тоже явно была подобрана, чтобы минимизировать вес, не нарушив приличий. Никаких толстых кожаных курток и сапог, в которых любили пофорсить наши столичные авиаторы. Только белая рубаха без рукавов — по мне, слишком легкая для сегодняшней погоды, но опять-таки на дворе июнь-месяц — штаны и лапти с обмотками. Единственной данью моде был кожаный шлем, плотно облегающий голову, но без очков.