Миноносец опоздал буквально на какую-то минуту. Фонари и прожекторы заливали светом залив, но по его поверхности пробегали только волны. С корабля спустили шлюпки. Как я узнал позднее, матросы с фонарями целый час прочёсывали волны без всякого результата. На корабле двое водолазов в полном облачении ждали только приказа, да так и не дождались. По-моему, и правильно. Они бы и днём не угнались за шустрыми русалками, а в ночной мгле только сами бы потерялись.
В РЕВЕЛЬ Я вернулся ранним утром. Моряки получили свой шар обратно, и не скажу, чтобы сильно этому обрадовались. Похоже, они уже начали думать, что сбагрили эту хреновину с плеч долой. Пока мы сочиняли отчет, я разговорился с их офицером и узнал, что база Балтийского флота в Ревеле существует большей частью только на бумаге. Построена лишь административная часть — правда, современная, даже радиотелеграф есть — да вот это летающее чудо вместо обещанного аэростата.
— Радиотелеграф, говорите? — переспросил я, ставя размашистую подпись под актом сдачи. — А с Кронштадтом есть связь?
— Конечно, — кивнул офицер, так нехотя рисуя свою подпись на бумаге, будто бы акт капитуляции подписывал.
Я призадумался. Сейчас нам определенно не помешала бы консультация специалиста по всяким легендам и сказаниям. Лучшим знатоком, из тех, кого я знал, был доктор Азенберг Клаус Францевич. Он жил в Кронштадте. Междугородний телеграф — штука не из дешевых, и раз уж у здешнего полицмейстера такие связи с военными, грех ими не воспользоваться.
С этой мыслью я обратился к инспектору. Тот, никак не комментируя ее, переадресовал полицмейстеру, и спустя всего пять минут я стал обладателем записки «от самого Льва Григорьевича» с просьбой посодействовать.
Моряки с готовностью пошли мне навстречу, и это путешествие было долгим. Записку у меня принял молодой лейтенант. Куда-то позвонив, он сказал, что нет проблем и я могу идти с ней к его руководству в соседнее здание. Руководство тоже не видело проблем, чтобы послать меня в порт к усатому капитану, который радушно встретил меня и отправил обратно в администрацию к хмурому мичману.
Путешествие закончилось в маленьком кабинете этажом выше того, с которого и началось. Здесь был один стол и всего один стул. На столе стоял прибор для письма и лежала съехавшая набок стопка одинаковых бланков. Я просто упал на стул и тяжело выдохнул. Мичман ушел, и вернулся в сопровождении молодого человека с такими же красными глазами, какие сейчас с недосыпа были у меня.
— Это наш телеграфист, — представил его мичман. — Пишите телеграммы на бланках и отдавайте ему, он немедленно отправит.