Чейз коротко свистит.
– А она дерзкая, не так ли?
Элиза сужает глаза и оглядывает меня с головы до ног, как будто просчиталась и теперь производит переоценку.
Рука Чейза опускается чуть ниже по моей спине.
– Итак, Айла, – в конце концов говорит Элиза, склонив голову, – не оказалось никого, кто мог бы тебя принять, кроме Клиффтонов? – Тон ее голоса преувеличенно недоверчивый. Она цокает языком. – Печально, как повторяется история.
Дыхание учащается, и я едва успеваю остановиться, чтобы не споткнуться о ногу Чейза. Я не совсем уверена, на что намекает Элиза. И это меня пугает.
– Что ты имеешь в виду? – подыгрывает Чейз.
– Эй, Элиза, – говорит Джордж, храбро пытаясь поменять тему.
Элиза не обращает на него внимания.
– Разве ты не знаешь? – говорит она Чейзу, словно меня и Джорджа здесь нет. – Ее мама была сиротой. Ей тоже было некуда больше идти, поэтому Элеанор Каммингс взяла ее к себе.
Слова Элизы, как жала, отдаются болью там, где врезались в кожу.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – отвечаю я резко, снова сбиваюсь с шагов танца и отталкиваю руку Чейза. – Моя мама не была сиротой.
Нефритовые глаза Элизы расширяются. Короткий смешок неверия вырывается из ее идеальных розовых губ.
– Она не говорила тебе? – Похоже, девушка искренне недоумевает. «Она лжет», – думаю я. Мама рассказала бы о себе такое важное.
Жестокий голос в моей голове насмехается: «Как она поступила и во всем остальном?»
– А потом она скажет, что никогда не слышала, что ее мать была Катализатором, – говорит Элиза тихонько.
– Ну все, – говорит Джордж.
В то же время Чейз произносит:
– Смелые слова от Пэттон.
Но миссис Перси остановила музыку и идет к нам.
– Разве это не было полезным? – щебечет она. – Давайте поблагодарим старшеклассников за то, что присоединились к нам сегодня. Мы можем многому научиться у тех, кто прошел через это до нас.
– Это всегда так приятно, – говорит Элиза, поднимая бровь. – Мне нравится учить людей тому, чего они раньше не знали. – Махнув на прощание, они с Чейзом уходят, вдохновленные аплодисментами класса.
Что-то едкое поднимается в горле. Я делаю большой глоток воздуха, пытаясь вытащить семена, что Элиза разбросала за собой.
Но уже чувствую, как они прорастают, пока закрепляю шаги танца с Джорджем все оставшееся время занятия.
– Не слушай ее, – говорит Джордж, пытаясь приободрить меня точными замечаниями в адрес директора Клири. Я слабо улыбаюсь ему, но к тому времени, когда занятие заканчивается, семена Элизы пустили корни и выбросили ветви: одна – сомнение, другая – горечь. Из-за мамы. Из-за Элизы.