Опустившись на табуретку, Владимир закурил и обратил взгляд к Земле. Вид этого голубого шара, наполовину светлого, наполовину темного, успокаивал и вселял надежду. С такой перспективы не были видны все проблемы, терзавшие мир и его население. Идеалистическая картина.
Художник задремал с тлеющей сигаретой в руке.
«Боже, царя храни! Сильный, державный…» – надрывался мобильник, нисколько не смущенный нахождением уж совсем вне зоны действия сети.
Владимир слышал, но не открывал глаз и не шевелился. Сигарета уже давно прогорела до пальцев, ибо прошло несколько часов. Маленький голубой шарик провернулся, и вскоре дома должно было наступить утро. Совсем скоро. Это утро. Опять.
– Алло?
– Владик…
Слова, пропитанные слезами. Опять.
– Алена?
– Кузю убили… Кузю…
– Крепись, скоро буду.
Он вздохнул, оставил окурок в пепельнице и вышел в вакуум.
Вскоре Владимир уже был у себя в квартире, копался в стенном шкафу справа от входной двери. Нужное нашлось в старой сумке от ноутбука – графический планшет фирмы «Genius», модель EasyPen M610, простенькая, дешевенькая, не самая удачная, но вполне подходящая для начинающего художника, не уверенного в призвании.
Собственно, сам планшет нужен не был. Владимир сунул себе в нагрудный карман стилус, похожий на толстую серую ручку, и вышел из дома.
Возле подъезда Кузькиной девятиэтажки стояли три полицейские машины: «уазик» и два «форда»; одна «скорая» и несколько гражданских. Поодаль собралась толпа зевак из этого и соседних дворов, бурно обсуждавшая происшествие, несмотря на такой ранний час.
Алена позвонила не только Владимиру, но он в силу обстоятельств добрался раньше Даниила, брата Кузьмы, и раньше их родителей. На место преступления его не пустили, остановили у входа как постороннего.
– Мне можно, – сказал художник, взглянув стражу порядка в глаза.
– Да, – немедленно изменил тот свое мнение, – вам можно. Проходите.
Следователь уже закончил составлять протокол и брать показания. На лестничной площадке шестого этажа оказалось не протолкнуться, но он прошел свободно. Две открытые двери соседствующих квартир, кровь на полу, выложенном мелкой кафельной плиткой. Ни тебе обведенного мелом контура тела, ни обмотанных сигнальной лентой помещений, все скучно и повседневно.
– Как это произошло? – спросил Владимир, обняв дрожавшую Алену, после того как следователь закончил.
Бо́льшую часть своей жизни Кузьма Фомичев был безобиднейшим человеком, лишь в Сети позволяя себе жечь глаголом. На просторах родного бложика равных ему не было, тиранить и унижать мог кого угодно, однако в реальной жизни слыл вполне неплохим человеком, спокойным и рассудительным, любителем поесть, выпить, посмотреть старое кино на постапокалиптическую тематику, понянчить племянницу. Порой на улице его принимали за священника богобоязненные старушки, и Кузя осенял их размашистым крестным знамением, попутно благословляя. Что было несколько неправильно с морально-этической точки зрения, зато старушки радовались.