Троицу всадников встречали громкими возгласами, мнение Владимира касаемо воинской организации лишь укрепилось – он попал в военный лагерь. Почти сразу его передали с рук на руки какому-то солдату, который отвел землянина к одному из шатров, втолкнул внутрь и плотно запахнул полог.
Когда-то давно, когда Владимир ездил на лето с Кузей к Кузькиной бабушке, случилось одно происшествие – по детской дурости, подговариваемый другом, он решил залезть в будку к псу бабы Нади Пирату. Тот был уже очень старым, а оттого спокойным животным, бродил по двору, спал в тенечке и вообще старался не делать лишних движений даже хвостом, но заметив, как на его исконную территорию покусился какой-то незнакомец, старик возмутился. Он не причинил Владимиру никаких травм, но тот еще очень долго видел во сне оскаленную пасть и слышал оглушительный лай Пирата, ставшего возле входа в будку и не позволявшего нарушителю убраться.
Так вот, в том шатре пахло точь-в-точь как в будке у Пирата – старым псом. Света сильно не хватало, зато было намного теплее. Для землянина, которого уже начало волновать ощущение почек, – как правило, человек со здоровыми почками не вспоминает об их существовании, – это было очень кстати.
В середине шатра под вентиляционным отверстием в обложенном камнями кострище тлела огромная куча древесного угля, от которой шел жар.
Подобравшись поближе, Владимир уселся, протянул к углю руки и стал купаться в потоках тепла.
Вдруг в темноте под одной из стен возникло движение, зажглись два красных огонька. Владимир неуклюже отскочил от центра шатра и переместился к противоположному концу помещения. Несколько минут прошли в напряженной тишине, а потом к столбу света вышел, зевая и почесывая волосатое пузо, Кузьма Фомичев с шерстяным одеялом на плечах.
– Ну здоро́во.
– Кузя?!
– Говорят же умные люди: не можешь пить – не пей. Ты не по этой части, Владик.
– Кузя, что… что произошло?! – подскочил художник.
– Культурная программа изучения полинезийских археологических памятников немного затянулась, – хмуро ответил тот, садясь к углям. – Бутылки на три-четыре. Она тоже здоро́ва была бухать как лошадь, а главное, никто не хотел слушать говорящего хомяка. Конечно! Пока хомяк предупреждает, никто его не слушает, а как нагрянет белочка – становится уже поздно.
– Но… ты же не хомяк!
– Ошибаешься, – ответил Фомичев. – Я не меньше хомяк, чем раньше. И не меньше человек, чем раньше. Только теперь наоборот. Ты сделал меня хомяком снаружи и человеком внутри, но когда мы попали сюда, меня словно вывернуло наизнанку. Теперь я хомяк внутри и человек снаружи. Ну как, чувствуешь градус накала шизы? Владик, не стой там, иди сюда, повествовать буду, что вы натворили.