— Так оно и сказало? — Юлька была шокирована. Держу пари, она уже вынашивала план о том, как бы удрать отсюда с наименьшими потерями, живыми и здоровыми. — К добру, грешница?
— Именно так!
— Может, — робко кашлянула я, смотря в стол, — к добру, конечно, к добру?
— Нет, Юлечка, — отрезала бабка Евдокия. — К добру, грешница, к добру! Однозначно. За что мне это, Господи? — Она повернулась к иконе и продолжила креститься. Нам ничего не оставалось, как захватить все нужные вещи, обуться во что-нибудь удобное и выйти на улицу.
По дороге мне пришлось все рассказать закадычной подруге.
— Катька, — смеялась она, вытирая слезы и одновременно грозя мне пальцем, мол, плохая девочка, нехорошо. — Зачем ты пугаешь безобидную старушку?
— А что мне оставалось? Я искала источник звуков!
— Тебе это почудилось.
— Нет. Если я говорю, что звуки были, значит, они были!
— Хорошо, хорошо. С тобой спорить — только нервные клетки переводить.
Мы дошли до ворот санатория, куда должен прийти автобус, и стали рассматривать собравшийся народ. Много бабуль с дедулями (своим, санаторским, скидка пятьдесят процентов, а ветеранам — долой еще двадцать пять), а так, в основном, супружеские пары среднего возраста, ну и несколько подростков, короче, ничего интересного. Безынтересные, в свою очередь, разглядывали нас с Юлькой.
— Смотри, как тетка вылупилась, — поделилась подруга. Она жуть как не любит, когда на нее кто-то пялится. Кто-то, имеется в виду, немужского пола. А когда мужского — то неподходящего возраста.
— Завидует. Тоже хочет футболку с Микки.
Образцова насупилась и отвернулась. Нет, у нее столько приличных вещей, которые она покупала под моим неусыпным контролем, а точнее, под моим увесистым давлением, но потом ведь сама радовалась, благодарила. «Ой, на меня всегда мужчины оборачиваются, когда я в юбке, что ты посоветовала купить!» — ее были слова. Но не надолго же ее хватило. Теперь, как по старинке — джинсы да дурацкие футболки.
Здесь у меня запели из сумки немцы Rammstein. Песню Du hast я присвоила Женьке, так как это его любимая композиция. Выходит, он снова не оставил попыток наладить отношения.
— Почему не отвечаешь? — повернула ко мне свой лик Образцова, забыв об обиде.
— Не хочу.
— Перестань, ответь. Ты же его все еще любишь.
Она была права. Я покопалась в сумке и извлекла телефон. Нажала на «ответить» и молча поднесла к уху.
— Привет, — нежно и безропотно сказал до боли знакомый голос.
— Привет, — выдохнула я.
— Ты где?
Вместо того чтобы ответить, я задала встречный вопрос:
— А ты?
— Я? Я брожу под твоими окнами, как неприкаянная собака. Кать, за что ты так со мной? Я ведь ничего не сделал. — Его тон был таким мягким, таким грустным и таким жалостливым, что я чуть не разревелась от досады. Как он не понимает, что дело не в нем, а во мне?