Будильник зазвонил ровно в полвосьмого. Автобус в пещеры отходил в девять, а мы не могли позволить себе опоздать, посему начали быстро собираться, в то же время не забывая позевывать и клясть злую судьбу, все же по биоритмам мы были совами.
За завтраком нас потчевали оладьями, чаем и страшными историями.
— Просыпаюсь я, значить, поздно ночью, — делилась жутким воспоминанием баба Дуся, не переставая креститься перед иконой Богородицы. — И вижу такое! Висить ровнехонько в воздухе что-то белое и бесформенное. Я сразу поняла — это домовой. Я начала креститься и, когда это не помогло, поняла — оно не зря пришло, оно пытается что-то мне сказать. А вы не переглядывайтесь, девоньки, я раньше тоже не верила, как вы, а мать моя, царствие небесное, аккурат перед смертью своей тоже это видела. Спросила: «Хозяин домашний, к худу иль к добру?» — это так полагается. А он ей отвечает: «К худу, матушка. Ты платье-то достань». Она давно уже решила, в каком платье хотела, чтоб ее схоронили, но все забывала нам сказать. Нас, кстати, трое детей было, сестры. Ну вот, прямо с утра она достала это платье, подозвала нас и говорит: «Ежели что случится, хороните меня вот в этом». Мы, конечно, послушно кивнули, но не поняли, к чему такая спешка. Тогда она поведала нам о том, кого видела ночью. Мы ей ничего не сказали, ведь раньше другие времена были, к матерям уважительно относились и никогда не перечили. Но втихаря посмеивались, что за ерунда ей почудилась. Ну вот. Тем же днем, ближе к ночи, она и померла. — Несмотря на то, что в роли «хозяина домашнего» вчера выступала я, мне все же стало как-то не по себе от таких страшилок. Это надо большую отвагу иметь, чтобы с этим чудищем еще и разговор завязать, я бы так не смогла. Юлька тоже вся побелела, а рот приоткрыла от ужаса, наверно, мы зеркально отражали друг друга, и я выглядела точно так же. Бабка продолжала: — Ну вот я и спрашиваю, мол, к худу ты явилося иль к добру?
— А какое оно было из с… себя? — заикнувшись, спросила подруга.
— Знаешь, Катя, не такое, как матушка рассказывала. У нее был крупный такой, весь черный, волосатый, заросший такой, даже лица не видно, жуть одна. А мне почудилась девушка. Она была такая… хм… прозрачная вся! Точнехонько, я даже сквозь нее усё видела!
Ну это ты, бабулька, загнула. Какая ж я прозрачная? Но Юлька слушала зачарованно, с выражением боязливого трепета на лице. Она даже рискнула уточнить:
— И что она вам… ответила?
— К добру, говорит, грешница, к добру! А потом оно повернулось и… растворилось в воздухе! Я, конечно, обрадовалась, но неспроста оно упомянуло слово «грешница». Они же там, наверху, все-все знають. Я уже три месяца в церковь не ходила. Вот завтра с утра пойду обязательно! А лучше прямо сегодня!