По углам одного треугольника встали сами, в центр поставили Тиру, для верность связав ее по рукам и ногам, чтобы не сбежала, девушек расположили на основании второго треугольника.
– Хурт! Шараэшшш!
Полились слова на непонятном языке.
Я прислушивалась и к ритуалу, и к себе, чтобы вовремя успеть удрать, но пока неприятных ощущений не было.
У меня.
А вот внизу становилось интересно, я такое только в кино видела раньше, и то не во всяком. Огни свечей резко поменяли окраску и вспыхнули алым. Вытянулись чуть ли не на двадцать сантиметров, заколебались и ужасно напомнили чьи-то окровавленные когти.
Бррр…
Красным засветился и внутренний треугольник с девушками. Как объяснял Керт – ориентированный вершиной на рассвет.
Хуртары продолжали читать.
Мира и Лаллия дрожали все сильнее, то ли от страха, то ли от холода, а потом все случилось буквально за одну секунду.
Треугольник, в котором стояли хуртары, вспыхнул голубым. Треугольник с девушками – алым. И стена поднялась почти до потолка, закрыла куполом девушек, а потом медленно начала опускаться.
Две девушки стояли. Одна лежала навзничь.
Мира и Лаллия на первый взгляд были совершенно невредимы, от язв и следа не осталось.
Чистые руки, чистые плечи…
Тира лежала на спине, лицом вверх, и выглядела так, что мне захотелось ее закопать. Из жалости.
Не знай я, кто там был и сколько кому было лет, приняла бы ее за старуху лет девяноста, неизлечимо больную проказой.
Морщинистое лицо, изборожденное язвами, язвы на руках, на шее… на всем теле я тоже предполагаю они были, просто под рубашкой не видно, и только глаза остались прежними. Молодыми, ясными, сейчас полубезумными. И смотреть в них было невыносимо, столько там было ужаса и боли.
Она на такое не рассчитывала.
Керт склонился над тем, что еще час назад было молодой девушкой.
– Часа два еще протянет, не больше.
Брат Рис безразлично пожал плечами.
– Ее никто не заставлял нарушать заветы храма.
– Может, добить? – задумался гуманный брат Валер.
– Нет, – заступился Керт. – Давайте перенесем ее вон туда, на лавку. И позовем ее близких, может, с ней захотят попрощаться.
Тира разлепила ссохшиеся губы.
– Ненавижу!
И столько чувства было в этом слове, столько искренности…
Керт только головой покачал, но подхватил то, что осталось от девушки, перенес ее на скамью и кивнул Мире.
Та замотала головой.
– Нет… я не могу. Я понимаю, но…
Брат Валер покровительственным жестом приобнял девушку и накинул ей на плечи свой плащ.
– Не надо, брат Керт. Душа человека не приемлет лицемерия. Пойдемте, ланна Мира, я вас провожу.
Я пригляделась и фыркнула.