Воспоминания о блокаде (Глинка) - страница 26
Огромное количество операций во время войны. На этом материале защитил докторскую диссертацию. Виртуозность работы хирурга, несмотря на то что руки были для этого как будто совершенно неподходящие (широкая лапища с короткими толстыми пальцами), была исключительной. Работал с самыми маленькими швами, самыми тонкими иглами и нитями. Ни разу в жизни не обхамил больного.
В 1949-м (видимо, в период подготовки Ленинградского дела) был вызван в Большой дом и провел семь часов на допросе – с него требовали материалы на В. М. Глинку, у которого двое друзей – Раковых. И один из них (Лев Львович, директор Публичной библиотеки) уже подследственный. Не родственники ли?
Хирург-онколог А. И. Раков. Фотоархив Ю. Я. Зек
Бомбоубежище в подвалах Эрмитажа. Рис. А. С. Никольского. 1942. (Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург)
С. А. Пиотровская
П. П. Дервиз
К. М. Злобин
Величайшая трудоспособность. Работал, кроме места службы (операции, исследования срезов опухолей, гистология), и дома. Думал за столом. Чай, чай и еще раз крепкий чай. Объездил весь мир – Париж, Лондон, Дания, Германия, Австралия, Америка, Бразилия, учил врачей на Кубе. Член Всемирного противоракового комитета. Стал директором Института онкологии на Березовой аллее лет за пять до смерти. Выполнял самые сложные операции. Имя А. И. Ракова стоит рядом с Блохиным. При этом смешливый, готовый на шутку. Любил петь (Русалка, Кармен, Аида) даже на улице, чем смущал спутников.
Высказывания:
«Нет ничего страшнее советской медицины – пользуйтесь, пока я жив». (Хотя всю жизнь работал именно в сфере этой медицины.)
«Друзья – это воры времени». (Хотя был вернейшим и преданнейшим в дружбе.)
«Ты больной? Что делать? Ничего. Лежи и стони». (Хотя делал все, чтобы облегчить больному его долю.)
Вот опять изменяет память! Я совсем не помню, ночевал ли я сам в эрмитажном убежище. У меня была койка в пожарной команде, а команда помещалась в антресольных комнатах над директорским коридором. Должно быть, я спал там и тогда, когда не был дежурным.
В убежище под 20-колонным залом, где жили семьи сотрудников Эрмитажа, было тепло, проходила теплофикационная труба, и было светло – круглые сутки вдоль всего убежища горели электролампы. По сторонам от срединного прохода у стен образовывались отгороженные занавесками отдельные семейные коморки, заполненные принесенными из домов вещами – посудой, одеждой, бельем. Тут поддерживались добрые отношения, велись вечерние беседы, оказывались друг другу услуги. В семье Султан-Шах, перебравшейся в убежище, одна из сестер была парализованной, и мы с Александром Николаевичем Болдыревым через день выносили ее на носилках в садик, чтобы подышала воздухом. Софья Александровна Пиотровская занималась с нашей дочерью-второклассницей арифметикой. Академик архитектуры Александр Сергеевич Никольский, живший тут же, рисовал ей забавные картинки с забавными стихотворными подписями. Из живших рядом моя семья особенно дружески и, как могла, опекала Екатерину Андреевну и Ивана Ивановича Корсунов. Судьба этих стариков (ему было 79, ей – 76) одновременно вполне исторична и трагична. До мая 1941 года они жили в Кисловодске, где Иван Иванович был членом казенного суда, а затем юрисконсультом и где в средней школе учился их сын Андрей