Сам режиссер Ролан Быков пережил травлю и говорил после выхода фильма: «Это я – Чучело». Выход фильма в широкий прокат был одобрен после закрытого показа на московской учительской конференции, когда преподаватели из самых разных уголков Советского Союза поддержали картину. Это был действительно первый раз, когда о проблемах школьной травли заговорили на общегосударственном уровне. На показы водили целые школы, его обсуждали на учительских семинарах и конференциях, вытаскивая наружу множество подобных фактов подростковой жестокости. Но потом случился развал Советского Союза и буллинг стал, скажем так, не самой большой проблемой большинства школ. Травля снова ушла в подполье, а ученики и родители остались один на один с проблемой.
Надо признать очевидное. На сегодняшний день в российском школьном образовании нет системы психологической работы со школьниками, с так называемыми трудными подростками, с проблемными детьми. Современные российские школы (в своем среднестатическом варианте) не умеют реагировать на вызовы времени, не знают, что делать с отклонениями от нормы, не способны бороться с патологиями развития в детских и подростковых коллективах. У школ обычно два варианта поведения в случае возникновения любых проблем (не только травли): запугать или игнорировать. Наиболее эффективно школы умеют делать вид, что ничего особенного не происходит.
В начале 2000-х годов появилась идея обеспечить школы психологами и все сложные и нестандартные случаи отдать под их ответственность. Казалось бы, ну отличный же выход. Вот только с точки зрения школы, психолог – лишняя бесполезная нагрузка на бюджет. Поэтому если и появлялась ставка психолога, то он был один на всю школу. Или психолог и вовсе нанимался по договору на пару часов в день. В среднем в российской муниципальной школе 800-1000 детей. Посчитайте, сколько рабочих часов уйдет у одного человека, чтобы просто спокойно поговорить с каждым учеником. Я не говорю уже о более сложных терапевтических сеансах.
Да и не готовы школьные психологи к решению проблем травли в коллективе. Их не считают педагогическими кадрами, поэтому зарплаты у них значительно скромнее, чем у учителей. И это не клинические психологи, которые обучены распознавать школьников с отклонениями (вроде тех подростков, которые нападали на школы с ножами и топорами) и умеют работать с ними. В лучшем случае школьный психолог может провести тесты по профориентации, помочь определиться с выбором вуза, подсказать подростками, как выстроить отношения с учителем или что сказать родителям о плохой оценке. И на этом все.