– У нас если кто малолетку… ты поняла, да?
Я кивнула. Чего тут не понять.
– Так все просто и очень быстро делается. На площади отрубают и сжигают.
– Человека?
– Нет. Обрубок. А человек пусть потом живет… если, конечно, кровь остановить успеет или от болевого шока не помрет, палач-то ему не лекарь.
Я хмыкнула.
И вот ни капельки не посочувствовала подонкам, принуждавшим детей. Туда и дорога.
* * *
Дом стоял в Зеленом городе и представлял собой крепкое зажиточное строение. Белый камень, красная черепица, зелень вокруг…
И пятеро заплаканных женщин в трауре.
Симпатичные, нет, и не понять. Все рыдают, у всех то и дело слезы текут, все горюют, у всех носы со сливу величиной и такого же цвета.
Все страдающие, все тоскующие, все… все – врут!
С Барсетом мы договорились так, что он расспрашивает, а я слушаю. И если замечу вранье, коснусь его локтя или подмигну, или сама вопрос задам – по ситуации. Но первое, что я заметила.
Никто. Ни одна из женщин не была огорчена.
Мать, жена, три дочери… и вокруг всех преобладали тревожные цвета, но и радостных хватало. Этакая смесь из грязно-коричневого, мутно-желтого, голубого и розового. Они радовались… смерти хозяина дома? Они боялись… чего?
Это и предстояло выяснить.
Барсет начал с матери хозяина, повторяя все то, что спрашивал и раньше, я слушала, иногда тоже задавала вопросы. И все яснее вырисовывалась картина. Донельзя странная.
Мать врала. Она знала, кто приговорил ее сыночка. Более того, даже не горевала об этом.
Принялись расспрашивать жену, потом дочерей, дело упрощалось тем, что все были собраны в одной гостиной, и спрашивать можно было любую – на выбор.
И жена, и дочери – врали все. Либо они все вместе собрались и убили, либо… либо я ничего не понимаю!
– Барсет, – шепнула я, – будь человеком, расспроси их про покойника, как про человека. Какой он был? Что из себя представлял?
– Хорошо, – шепнул в ответ Барсет и принялся докапываться до семейной жизни. И тут-то появились первые признаки.
Женщины врали. Я внимательно вглядывалась и вслушивалась. А потом принялась задавать вопросы сама. И, наконец, вытащила Барсета из дома.
– Давай перемолвимся словечком.
Пятеро женщин проводили нас нечитаемыми взглядами. Договорятся, наверняка, но мне это было безразлично. Картинок из их памяти я нахваталась столько, что аж тошнило.
– Что не так? Шайна, кто виноват? – хмуро поинтересовался расследователь.
– Они все, – просто сказала я. – Они убивали вместе. Но если что, я буду свидетельствовать в их пользу.
Барсет повел себя, как профессионал, которого ничем нельзя удивить. Он пожал плечами.