Песня закончилась. Свечи горят. Ривка идет в коридор, где она, приехав, оставила свои сумки, и возвращается в гостиную с кучей всего:
– Подарки.
Она отдает маме с папой корзину с вином, дорого выглядящим оливковым маслом, консервами и баночками специй, и от вида всего этого у папы буквально текут слюнки. Она протягивает Джейку сверток, и он выглядит слегка смущенным, потому что, уверена, он ничего не приготовил для нее, но все же жадно рвет упаковку. Ривка связала Джейку полосатую шерстяную шапку-ушанку и такой же шарф. Они смотрятся на нем до невозможности мило; он вскакивает, осматривает себя в зеркале и кажется довольным. Потом Ривка передает мне мой подарок. Коробка большая, плоская и квадратная. В отличие от Джейка, я открываю подарки осторожно и аккуратно. Я всегда думаю о том, что можно было бы снова использовать эту бумагу, но, естественно, никогда этого не делаю. Оберточная бумага голубого цвета с белыми звездами, и под ней я нахожу потрясающий кожаный фотоальбом. Я провожу по нему руками:
– Он прекрасен. Мне очень нравится.
Я начинаю его открывать, но Ривка не дает мне этого сделать, аккуратно его закрывая.
– Возможно, ты предпочтешь подождать и открыть его попозже.
Я просто решила, что он пуст, но теперь осознаю, что Ривка заполнила его для меня, и она понимает, что я, возможно, захочу дождаться более тихого, личного момента, чтобы взглянуть на всех этих людей, все то прошлое.
Я достаю из-под елки подарок для Ривки и на минуту задумываюсь, что, наверно, мне не стоило класть его под елку, но она, кажется, совсем не возражает. Я улыбаюсь, протягивая его ей, из-за удивительной симметричности наших подарков. Я дарю Ривке коробку, наполненную фоторамками из одного из моих любимых магазинов в Лондоне. В общей сложности я купила семь рамок, по большей части маленьких, разных форм, все из состаренного окрашенного дерева, которые, как мне показалось, будут хорошо смотреться у нее дома. Она сидит с открытой коробкой на коленях, внимательно рассматривая каждую, и я замечаю, что ее глаз а наполняются сле зами. Я могу сказать, что мне не нужно объяснять свой подарок. Она понимает, что я хочу, чтобы в эти рамки она вставила фотографии своей семьи и развесила по своему дому. Она понимает, что этим подарком я хотела сказать ей: нельзя закрыть свое прошлое в ящике стола только потому, что слишком сложно или больно смотреть на него каждый день.
Еще до того, как мы садимся ужинать, становится ясно, что сегодня Ривка не поедет обратно на Кейп-Код. Не в такую снежную бурю. Никто никуда не поедет, так что мы не спешим. Мы сидим за столом до десяти с лишним часов. На случай если вам интересно, гусь отвратителен, и, к сожалению, хотя он и пахнет курицей, на вкус он совсем не как курица. Но Ривка заявляет, что картофельные оладьи – одни из лучших, что она пробовала, что они не уступают даже оладьям Ханны, а это, полагаю, очень весомый комплимент. Папа гордо улыбается. Когда Джейк спрашивает, как картофельные оладьи связаны с Ханукой, Ривка рассказывает историю о Хануке – как было масло, и оно должно было гореть одну ночь, а вместо этого горело восемь ночей, поэтому на Хануку нужно что-нибудь жарить в масле. Джейк кивает, словно находит все это совершенно логичным.