Думал Ворожилов и о том, что они высаживаются без артиллерийской подготовки. «Пожалуй, так оно и лучше… Свалимся на немцев внезапно».
И ему вдруг отчетливо представилась ночь, когда он, молодой боец Красной Армии, шел на штурм Перекопа.
Он словно ощущал под ногами зыбкие солончаки, видел Сиваш, гиблое, гнилое место, где сбившегося с проторенного пути всадника вместе с конем затягивала мертвая соленая вода.
«И все-таки мы победили в этом штурме», — думал Ворожилов.
Под монотонный, ровный шум мотора полковник размышлял в эти минуты и об армейцах, бойцах стрелкового корпуса, с которыми морякам надо было вступить во взаимодействие.
Ворожилов знал о больших потерях 8-й армии, куда входил и этот корпус. Из последних сил бьются они на рубеже между Старым и Новым Петергофом, преграждая немцам путь на Ораниенбаум.
Ворожилову называли в штабе флота имя командира корпуса генерал-майора Михаила Павловича Духанова.
«Добрый солдат, славный боевой товарищ», — говорили в армии люди, знавшие его лично.
«Главное — пробиться нам и армейцам друг к другу, выбить фашистов из Петергофа!» Ворожилов твердо надеялся на это.
Швыряло шлюпки, соленые брызги били в лица десантников.
На заливе было холодно. Моряки тесно прижимались друг к другу. Хотелось курить, но строгий приказ Ворожилова: «На переходе ни огонька!» — свято выполнил каждый.
Десантники говорили вполголоса. Вокруг лишь тьма, пробитая осенними звездами, да огненные вспышки над Ленинградом. Снова, наверное, авиационный налет…
— Нам бы только вырваться на берег, — услышал Добрынин, — будут знать моряков!
Павел посмотрел на сидевшего рядом незнакомого краснофлотца. Он его, кажется, где-то видел раньше. Точно. Светлая полоска на бушлате — разведчик!
На последнем инструктаже, который вчера проводил лично Батя, они были вместе. Напутственные слова командира всплыли в памяти: «Смелость, смелость и еще раз смелость — вот что требуется от вас. И помните: вы глаза и уши отряда!»
Бывает так: в минуты опасности захочется поделиться самым сокровенным с человеком, который находится рядом с тобой, пусть даже незнакомым.
Вот и сейчас к Павлу обратился сосед:
— Тебя как зовут?
— Павел.
— А меня Алексей. В Петергофе моя любовь осталась. Тоней звать. Мы с ней вместо в школе учились.
— А почему ты думаешь, что она там?
— У нее больная мать. Наверное, не успели вывезти.
— Разговоры!.. — негромко окликнул командир, стоявший на корме.
Прямо на берегу — теперь, видать, уже недалеком — взвилась, разбрызгивая искры, цветная сигнальная ракета.
— Себя подбадривают.
Удивительно, как явственны в соленой ночной свежести моря посторонние запахи. Так и теперь откуда-то дохнуло горькой, стелющейся над водой гарью.