Этот день стоил жизни многим бойцам, командирам и политработникам десантного отряда.
Командиры Труханов, Федоров, Зорин, политруки Мишкин, Ефимов, Рубинштейн доложили Петрухину о потерях в своих ротах. Они были велики. Много раненых…
— Надо думать о живых, — сказал Петрухин. — Может быть, в эту ночь, подойдут катера с боеприпасами.
— А если нет? — спросил Ефимов.
Петрухин несколько минут помолчал. Затем послышался его глуховатый голос:
— Все равно будем пробиваться. Другого выхода нет. Никто не произносил слова «окружение». Но командиры отчетливо сознавали действительное положение. И все-таки ни один из них не терял выдержки, внутренней собранности.
Два имени — Ленинград и Кронштадт — жили в их сознании, светили маяками в этой мрачной, непроглядной ночи.
Слова были о еде (ее почти не было), о боеприпасах (и они уже на исходе), об оружии (многие бойцы стреляли из трофейных автоматов). Но за всем этим скрывалось главное, отчаянное и, возможно, несбыточное, — что катера из Кронштадта пробьются, обязательно придут к ним на помощь, что армия перешагнет смертельный рубеж, что завтра их будет больше. С этой надеждой командиры уходили к своим бойцам.
Сильный ветер подул с моря, разорвал тучи. Луна светила холодно и печально над аллеями парка — полем жизни и смерти героев.
Ночь на 6 октября не принесла морякам облегчения. Не было ни минуты передышки. Перестрелка слышалась отовсюду. Особенно сильным был огонь в западной стороне парка.
Сражавшиеся в районе Монплезира Петрухин и бойцы рот Зорина, Труханова и Федорова пытались узнать обстановку.
Разведчики предпринимали отчаянно смелые попытки прорваться к Фабричной канавке. Ведь оттуда, со стороны Ораниенбаума, десантники ждали бойцов 8-й армии.
Вылазки разведчиков стоили больших жертв. Погиб Владимиров, не вернулся Музыка…
Измотанные, голодные десантники помогали тяжелораненым, перетаскивали их поближе к Монплезиру, где, казалось, огонь был слабее.
Где-то у Самсоновского канала снова и снова вспыхивали огни автоматных очередей. И в Александрии бились моряки. Матросская «полундра» и «ура» свидетельствовали: там шли в атаку десантники.
Было еще совсем темно, когда за Монплезиром раздались взрывы. В течение нескольких минут один за другим легли четыре вражеских снаряда.
Круташев и Павел Добрынин лежали в траншее у западной Воронихинской колоннады.
— Готовят атаку… — сквозь зубы произнес Иван Круташев. — Не выйти Петрухину. Как ребята подниматься будут?..
Павел не видел лица своего командира, не слышал голоса, в котором звучали тревога и боль. И когда Иван Круташев положил свою руку на плечо Добрынина, тот почувствовал, как в нем поднимается ярость, желание мстить.