Он понял жест командира.
— Я пойду. Заткну глотку этой пушке!
Добрынин пополз, держа наготове гранаты. В зубах — нож, подарок мальчика из Кронштадта. Путь его лежал к Большому дворцу, откуда било орудие. Несколько метров прополз благополучно, цепляясь за выбоины, кучи битого камня. За деревом сверкнула вспышка. Павел упал. Через секунду он увидел, как метнулось за соседнее дерево что-то большое, длинное.
«Немец», — успел подумать Павел и кинулся вслед за ним.
…Тяжелая немецкая пушка замолчала. Гранаты, которые Павел бросил, сделали свое дело. Застыли на земле тела артиллеристов.
Горели, гулко взрываясь, ящики с боеприпасами. Павла контузило.
С трудом полз он обратно, все в нем дрожало. Обессиленный, он все искал и искал свою финку, которую потерял по дороге.
— Финка… Мальчонка ведь подарил в Кронштадте… Где она? — твердил он.
— Успокойся, Павел. Найдешь другую. — Круташев громко кричал, ибо Павел не слышал, что говорил ему командир. — Молодец! Заткнул-таки глотку немецкой…
Теперь фашисты били по Монплезиру минами. Рассветало. Наступало утро второго дня боя.
Петрухин понимал, что оставаться больше в Монплезире нельзя.
— Папаша! — окликнул он уже немолодого, призванного из запаса бойца.
Это был Николай Васильевич Баранов. Он и впрямь годился в отцы морякам рождения двадцатого — двадцать первого годов. Воевал в империалистическую, в гражданскую. Видно, потребовались России и старшие ее сыны. Баранов стреляет не торопясь, бьет врага без промаха.
— Здесь я, — негромко отозвался Николай Васильевич.
— Накроет нас немец, надо переходить в другое место. Думаю насчет во-он той горки. Ее Шахматной зовут. Успеть бы раненых туда перенести… Ты как скажешь?
Баранов неторопливо произнес:
— Возьму с собой Леонида Бондаренко и еще двух ребят. Здесь недалеко. Проверю, нет ли там чего… Леонида пришлю с ответом. Пусть ребята прикроют и — с богом… Переберетесь в Шахматную, будешь оттуда командовать…
Петрухин уходил из Монплезира последним. Здесь оставались только те, кто умер в эту ночь от ран.
Сырой туман полз по траве. «Шахматная гора», сложенная из глыб дымно-сизого туфа, казалась порождением этого тумана. Мокрая трава холодила лицо переползавшего на свой новый КП Петрухина.
В мирное время, когда вода спадала по сливным щитам, струи ее скрывали грот в основании фонтана. Сейчас вход в пещеру обнажился. Зелено-бурые камни вели туда.
Первый луч солнца осветил металлических драконов и орла на вершине «Шахматной горы».
Кто-то весело окликнул Андрея Федоровича. Это был неунывающий политрук Миша Рубинштейн. И Вадим Федоров здесь.