— Басыр! Подожгите дома. Урусутских воинов станет меньше, когда надо будет тушить огонь.
Следуя приказу бека, «железная сотня» пустила огненные стрелы. Вскоре позади опричников запылали крыши домов. Дома горели не только в Занеглименье. Во многих слободках чёрные руки пожаров тянулись к небу. Защитники тушили их, как могли, но погода менялась. Утреннее затишье сменилось ветром, и он усиливался с каждым мгновением.
* * *
Девлет-Гирей со злобой взирал на непокорный город.
«Ах, если бы турецкие пушки и янычар, то я бы уже сидел во дворце урусутских царей!»
К хану неслышно приблизился Дивей-мурза:
— Повелитель.
Девлет-Гирей вздрогнул, выплыл из глубины раздумий, обратил взор на советника:
— Говори.
— Нам не удаётся захватить город, на улицах мы теряем много воинов.
— Что ты хочешь сказать? — бросил хан раздражённо.
— Даже если мы достигнем каменных стен крепости, то сможем ли её захватить?
— Поостерегись моего гнева, Дивей-мурза. Сосуд терпения переполнен. Говори.
Чёрные, словно маслины, глаза мурзы прищурились:
— Что нельзя взять мечом, можно взять огнём.
Девлет-Гирей по привычке пригладил усы и бородку:
— Ты предлагаешь сжечь гнездо урусутских правителей?
— Да, повелитель, никто не скажет, что ты не взял Москвы.
Хан окинул взглядом город. Редкие столбы дыма вздымались над строениями урусутской столицы.
«А ведь прав мурза. Все скажут, что Девлет-Гирей напал на Русь, сжёг Москву, прогнал из неё царя Ивана и с множеством пленников и добычей победителем вернулся в Бахчисарай. Если случится, то я получу от падишаха долгожданную помощь и на следующий год вернусь сесть в столице урусутов повелителем огромной державы! Что ж, правители Золотой Орды: Бату, Тохтамыш, Едигей — сжигали Москву, почему не поступить так же?» — Девлет-Гирей перевёл взор на Дивей-мурзу:
— Сожгите город...
* * *
Тысячи татарских стрел вспорхнули ввысь огненными птицами и опустились на улицах, во дворах, на крышах домов, клетей, амбаров. Многоголосый набат взвился над городом, призывая жителей на борьбу с огнём, но неудержимая сила природы оказалась сильнее. Ветер превратился в неистовую бурю и теперь мехами раздувал огонь. Пожары полыхали во всех концах города, соединялись, превращались в дышащие жаром моря, огненный смерч пожирал одну слободку за другой, бился о каменные стены и башни, горячо обнимал храмы, колокольни и звонницы. Один за другим начали падать и разбиваться раскалённые колокола. Их терзающий душу стон и плач разносился по городу, вселял в сердца людей ужас. Уж не наступил ли Судный день? Не это ли геенна огненная? Люди искали спасения у рек, в подвалах, за каменными стенами. Многие кинулись в Китай-город и к Кремлю в надежде найти защиту от татар и огня, но все ворота Кремля оказались закрытыми. Крепость и без того была переполнена. Те, кому не повезло, погибали, зажатые между разбушевавшейся стихией и стенами. Живые потоки, убегая от беды, текли по улицам на полуночь, куда ещё не добрался огонь и где татарских отрядов было меньше. В давке у ворот и на улицах вырывали себе возможность жить. Страх превратил людей в обезумевшее скотье стадо; забыв о сострадании, милосердии и божьих заповедях, топтали соотечественников: беспомощных стариков, детей, женщин, калек. И всё для того, чтобы уйти подальше от смердящего ада. Но не всё. В этом буйстве ветра, дыма и жара, прикрывая собой город, ещё сражались русские воины, способные на самопожертвование. Бились и опалённые жаром опричники Темкина и Хворостинина, отбивали наскоки крымчаков, кои не прекращали попыток выхватить из гигантского костра что-либо ценное.