Там была Жозефина. Сидела у постели Наполеона. Заметив, что я вошел, молча улыбнулась. Потом вышла в ванную, почти мгновенно вернулась с белым полотенцем и вытерла мне голову.
Наполеон как будто посвежел. Почти помолодел. Он утонул в свитере, связанном Жозефиной, лежал, вытянув руки вдоль тела, но по-прежнему сжав кулаки.
— Если ты собирался заняться армрестлингом, то будешь разочарован, — еле слышно проговорил он, увидев меня.
Я заметил, что его подключили к аппарату, на котором все время мелькали какие-то цифры.
— Видишь, Коко, опять счетчик, никуда от них не деться! И за ними в конце концов будет последнее слово. Постарайся, чтобы счетчики никогда не взяли над тобой верх! Как и ботинки с квадратными носами. — Он посмотрел на отца с бесконечно ласковой улыбкой и сказал: — Ну не хнычь, старик!
— Хочу — и хнычу! — заявил отец.
Наполеон повернулся ко мне:
— Начинается?
Я кивнул. И включил маленький приемник. Комнату заполнил невозмутимый голос Этого. На сей раз играл судья, только что вышедший на пенсию, и как всегда, когда у участника была необычная профессия, Этот попросил его рассказать о своем самом ярком воспоминании.
— У судей жизнь такова, что всякое случается, можете мне поверить, но самое удивительное воспоминание — один бывший боксер. Ненормальный мужик без малого восьмидесяти шести лет, который разводился, чтобы начать новую жизнь. Хотите — верьте, хотите — нет, но тогда мне показалось, что передо мной бессмертный!
Посреди суперигры Наполеон задремал. Не дожидаясь конца передачи, я выключил радио. Тягостную тишину нарушал только электронный аппарат, мерно попискивавший несколько раз в минуту.
— Шел бы ты домой, — заговорил мой отец, — это не для…
— Нет.
Это сказал Наполеон. Его голос был слаб, почти неслышен. Он продолжал:
— Мне нужно дать распоряжения относительно управления империей.
Я приблизился к нему. Наклонился почти к самым губам.
— Для начала, Коко, отключи этот чертов счетчик. Отсчитывать-то почти нечего…
Аппарат сразу замолчал.
— Некогда нежности разводить, Коко. Время поджимает. Во-первых, начиная с сегодняшнего дня ты уже не генерал… Я уступаю тебе пост верховного правителя. Делай с империей, что сочтешь нужным…
— Я о ней позабочусь, можешь быть спокоен.
— Во-вторых, я хочу, чтобы ты знал: я бился до конца. Но ничего не поделать. Враг оказался сильнее по всем направлениям…
Перчатки. Его кулаки легко в них проскользнули. Я затянул шнурки.