Потому и не доезжает Веня до Петушков, бесовским кружением возвращается в Москву.
* * *
Бога можно славить по-разному. Нет на Земле племени, славящего Его одинаково с другими, как нет кощунства, не звучащего молитвой в чужих устах. Как мало, в сущности, надо, чтоб оказаться по эту сторону добра, а не по ту сторону справедливости! Как просто отделить зерно от плевел! Как обольстительно легко найти ответ на вопрос ”а есть ли?..”
Икота. В ее неисповедимом ритме ”-тринадцать-пятнадцать-четырнадцать-двенадцать-пять-двадцать восемь-” не кроется ли знамение почище неопалимой купины. Да, кроется. Ибо ”она (икота), го есть Божья Десница, которая над всеми нами занесена и перед которой не хотят склонить головы одни кретины и проходимцы. Он непостижим уму, а следовательно. Он есть... Да. Больше пейте, меньше закусывайте”.
Неужели наш жребий — уподобиться кретинам-проходимцам? Неужели увидим в откровении кощунство и в исповеди пародию?
Веничка пришел в мир, чтобы промыть его заплесневевшие глаза ’’Слезой комсомолки”. Чтобы одухотворить бездуховность бытия измышленным пьяным миром.
Давно уже в России существует этот мир. А создали его водка и книги. Иногда чуть больше водки, иногда чуть больше книг. Но люди живут в несуществующем так же запросто, как в коммунальной квартире: привыкли, устроились, да и что делать в существующем? Работать, плавать и воевать? Не зря давно уже зреет мысль: реальность искусства реальней реальности жизни. А от вымышленного мира искусства до измышленного пьяного мира расстояние куда короче, чем от великого до смешного.
Веничка — пророк мира вечно открытых магазинов — опирается на деятелей Sturm und Drang и Могучей Кучки, как Христос на Иоанна Крестителя. Бунин пил, ”а Куприн и Максим Горький — так те вообще не просыпались”. И Шиллер, и Гоголь, и Пушкин, и Герцен.
В новом Веничкином мире все писатели пьют, и все, кто пьют — писатели. А иначе откуда у дедушки Митрича талант и жалость так рассказать о любви, как он рассказал про председателя Лоэнгрина: ”..Придет к себе в правление, ляжет на пол... тут уже к нему не подступись — молчит и молчит. А если скажешь ему слово поперек — отвернется он в угол и заплачет... стоит и плачет... и пысает на пол, как маленький...”
* * *
Фантастический (реальный) мир ”Петушков” имеет свою историю и знает своих героев. Вот из кустов жасмина выходит блестящий теоретик Вадим Тихонов, чьи тезисы прибиты к сердцу каждого. Мелькает отблеск, прообраз того царства алюминиевой гармонии, где несть ни эллина, ни иудея, а есть единство вымени и хереса — воплощенная мечта гурмана и гуманиста. Тогда, выступив ”двумя колоннами, с штандартами в руках, ...колонна на Елисейково, другая — на Тартино”, президент Ерофеев и канцлер Тихонов со товарищи несли могучие идеи переустройства Вселенной. Их помыслы были чисты, намерения — благородны: обязать тетю Шуру в Поломах открывать магазин в шесть утра, объявить войну Норвегии, заставить тетю Машу в Андреевском открывать магазин в пять тридцать, отдать Юзефу Циранкевичу польский коридор, ”а какую-нибудь букву вообще упразднить, только надо подумать, какую"