И опять партработник понял, что сморозил не то: ведь агент — гомосексуалист. Эх, да что за день такой…
— Ну давай рапорт. — И написал в левом углу: «Согласен».
— Ну, вроде все утряс, — сказал Влад, — в пятницу выходишь на работу.
Бешено заколотилось Димкино сердце — слишком уж невероятной казалась ему удача. Четвертый месяц он жил в дядиной новенькой кооперативной квартире на Ленинградке и жил, по его собственным представлениям, вовсе даже неплохо. Квартира, хоть и однокомнатная, оказалась очень немалой, с большой лоджией и огромной кухней. На этой самой кухне у Влада стоял сделанный под заказ угловой диван. Одна сторона этого дивана была широкой, а вторая поуже. Вот на этой широкой стороне и спал Димка, спрятав шмотки свои в большие выдвижные ящики. Влад дома бывал редко, а когда бывал — обычно крутил диски на своей многотысячной супераппаратуре да читал журналы на английском, которыми он с кем-то обменивался.
Закончив с отличием МИНХ им. Плеханова, Влад довольно быстро начал продвигаться вверх, но вдруг заскучал и попросил перевода из Мособлпищепрома директором в небольшое кафе в Измайлово. С некоторым недоумением просьбу удовлетворили, и наступило прекрасное время свободы и хороших денег.
В совершенстве зная отчетную часть, Влад вечерами, после закрытия, переделывал практически все бумаги. Старенькая бухгалтерша Нина Ивановна давно просилась на пенсию, жалуясь на ухудшающееся зрение, но вместо пенсии новый директор поднял ей зарплату и освободил от половины расчетов, взяв их на себя. Старушка не могла поверить такому счастью, а предприятие довольно скоро стало работать почти как частное — наверх уходили аккуратные отчеты и выручка, чуть выше той, что сдавал предыдущий директор. Значительная же часть оставалась Владу. Кафе давало совсем немного, может, лишь десятую часть от оборота кулинарии, но, сдавая его под свадьбы и юбилеи нужным людям, молодой директор обрастал знакомствами. Кулинария же предоставляла огромный простор для заработка. Хорошие деньги приносили, например, кости. Влад получал от мясокомбината по два ПАЗика костей в неделю. В эти дни он привозил в кафе племянника Димку в помощь грузчику Степанычу и те вдвоем специальными кривыми ножами срезали с костей хрящи и остаточное мясо, которые шли в кулинарию для изготовления пирожков и пельменей, которых и в прейскуранте-то не было, а голые кости развешивались в кульки — из-под ценника с надписью «суповой набор» их живо разбирали неискушенные советские инженеры и служащие. Были и многие другие относительно безопасные схемы, впрочем, все это пришлось оставить ради валютного бара в Шереметьево.