— Так, может, они из Ленинграда? Может, у нее родители от голода померли?
— Какой на хер Ленинград?! Из Винницы она…
Фима так и живет в Киеве — в 90-ые собирался эмигрировать, да передумал, а сейчас поздно — под восемьдесят уж… куда ж тут ехать-то?
Ему уже прилично за 60, но он хочет, чтобы все называли его Шурик. В Кишиневе он заведовал какой-то базой.
— В Союзе у меня было ВСЕ! — зажмурившись от удовольствия, говорит Шурик. Странным образом в это короткое предложение он вмещает целую гамму красок — слово «Союз» у него выходит уважительно и с придыханием, а короткое «все» получается на удивление массивным, весомым. Шурик победно смотрит на меня, ожидая расспросов, но я такая мерзкая крыса, что всегда найдет, где укусить:
— И загранпаспорт был?
Шурик кипятится и многословно доказывает мне преимущества отдыха в Ялте, затем опять сбивается на свою базу, но я уже убрал звук и вижу только шевелящийся рот. Вдруг он резко добавляет громкость и, как сквозь вату, пробивается:
— Синьку! Завезли синьку! А ты представляешь, что такое синька? Да, блин, цыгане меня на руках носили! Бельцы, сороки… вся шерсть цыганская ко мне стянулась.
Я с тоской смотрю по сторонам и понимаю, что, приди я минут на 15 раньше, — можно было сесть вон там, где три веселых тетки все время хохочут… Эх-эх…
Ну нет на Земле места, приятней Лос-Анджелеса субботним утром после ночного дождя. Воздух чист, свеж и прохладен. Трафик вменяем, население настроено благостно — улыбается и частично машет руками.
— Ну ты готов к суперболу? — спрашивает меня кассирша с круто закрученными ресницами.
— Да не смотрю я этот ваш футбол, — отмахиваюсь я.
— Ламар!!! Ламааар!!! — в притворном ужасе кричит она. Бодрой утренней рысью прибегает атлетический Ламар. Он тоже негр, но светлокожий. Упустить такое преимущество он не мог и плотно покрыл себя замысловатыми татуировками. Ламар резво закидывает мои покупки в пакет и выдвигает смелое предположение:
— Да он, наверное, за Falcons болеет!
— You’re trippin’ (Да ты гонишь), — отвечает кассирша, все смеются, а я выхожу допивать кофе на паркинг.
И вас с добрым утром!
Когда-то очень давно я купил дом, собаку и дом для собаки. Этот последний дом был сделан из толстого пластика в виде перевернутого чана. Собака очень любила свою недвижимость и все время там сидела — только башка торчала. Каждое утро, завидев меня с кофе, она громко и радостно барабанила хвостом по внутренним стенкам будки — только гул стоял.
Так я выяснил, что меня собака тоже любит. А иначе зачем бы ей лупить хвостом — ведь кормлю я ее только вечером! Потом будку завил плющ и удары стали тише. Потом собака состарилась и нужно было прислушиваться — машет ли она там, внутри, хвостом? А потом она начала слепнуть и иногда меня не замечала вовсе. Через 17 лет собака померла. Я по-прежнему пью по утрам кофе.