— Wo ist meine Freundin?[3] — услышал Мартин певучий насмешливый голос в самое ухо, и хитрая Буня с черным капроновым пакетом под мышкой вновь положила теплую ладошку на свежевыбритую голову бундеса. Напрасно дети гор за столиком спорили, кто будет первым.
А утром начались проблемы. Собственно, проблемы у Рюба начались уже давно — уже дважды он из-за сильного похмелья не смог выйти на работу, и начальница Эльза вынуждена была ставить его в вечернюю смену с турком — соседом по номеру. Это не устраивало уже турка, так как теперь они проводили вместе целые сутки, а своего соседа по номеру турок не любил и презирал. В это утро Мартин не успел избавиться от своей новой подруги до прихода соседа и тот закатил скандал — привел начальницу Эльзу и старшего инженера. На крик нехристя прибежала старшая по этажу, а вскоре на лифте поднялся директор — импозантный Валерий Эдуардович. Немцы что-то орали, Мартин отрешенно смотрел в окно, и только вышедшая из душа Буня была в прекрасном расположении духа.
— А вы в курсе, что горячая вода в вашей гостинице — ну совершенно коричневого цвета? — заговорщически наклонилась она к директору, и тот в ужасе отшатнулся.
— Прям неловко перед иностранцами, — добавила Буня.
И пошла себе вниз.
И наступило лучшее время в жизни. Золотой век. Никогда еще Димка не был так безоблачно счастлив. Влад, проходя утром в ванную, глядел сквозь стеклянную дверь на улыбающегося во сне племянника и вздыхал озабоченно. Происходящее вызывало у него двойственные чувства. С одной стороны, он очень хорошо не один год знал Аньку. Знал все ее взлеты и падения. Знал ее проблемы и секреты. С другой стороны — это дикое безоблачное счастье, обрушившееся на его единственного родственника, обезоруживало Влада.
— Куда ж ты так торопишься? — разрезая пополам яичницу, интересовался дядя. — Ты ж на смену — не на свадьбу идешь!
— Ты ничего не понимаешь — я просто очень ответственный грузчик! — отвечал Димка. Он напитался Анькиной веселой иронией и часто теперь копировал ее стиль. — К тому же единственный! Вот вызову сам себя на соцсоревнование — ты еще увидишь мой портрет на Доске почета!
— Да ты идиот просто.
— Ну, не без этого, — сразу соглашался племянник, доедал завтрак и бежал на метро «Речной вокзал», откуда в Шереметьево ходил служебный автобус, а Влад, улыбаясь, погружался в свою огромную коллекцию винила. Как все же славно, что он принял племяша и посильно участвует в его жизни. Как это вообще хорошо и здорово — помогать родственнику.
С Аней Грачевой они теперь, слава Богу, работали в разные смены, и исчезла необходимость вытаскивать ее из историй, в которые она все время попадала. Дважды Влад гасил за нее недостачу в марках, что было очень и очень опасно, много раз разруливал скандалы с посетителями — Грачева не терпела шуточек в свой адрес, не переносила снисходительных реплик. Аня была принята на работу буфетчицей без права работы с клиентами — она могла отпускать спиртное только официантам, но ее все время звали к иностранцам и просили что-нибудь перевести — довольно скоро она стала бармен-буфетчицей и, наконец, полноправной барменшей. Влад был единственным, кто знал ее историю. В буфетчицы Грачева попала после иняза. На последнем курсе к наиболее успешным в языках студентам стали приглядываться кадровики КГБ — обычная история. Собеседование с ней проводил моложавый чекист с романтически седыми висками, очень эрудированный. Анька была молода, весела и хамовита: