– Как точно сказано, мой мальчик! – восхитился Гитлер. – Впрочем, перекладывание с больной головы на здоровую – это еще не самый тяжкий грех наших генералов, о котором я узнал из привезенных тобой бумаг. Оказывается, меня постоянно стремились убить, как будто я и есть главный враг Рейха, и только счастливый случай оберегал меня от покушений. Рейнхард… сейчас, когда мой добрый Генрих (Гиммлер) мертв, я назначаю тебя Рейхсфюрером СС, а также Рейхсминистром внутренних дел, с сохранением за тобой поста начальника РСХА. Я жду от тебя, что ты под корень уничтожишь в Рейхе эту либеральную заразу, когда мне улыбаются в лицо и держат наготове нож, чтобы при удобном случае вонзить его в спину. Именно ты, Рейнхард, должен справиться с этим, и именно под корень, никак иначе… Ты понял меня?
– Мой фюрер, – вытянулся в струнку Гейдрих, – я непременно постараюсь оправдать ваше доверие. А теперь позвольте мне удалиться, чтобы приступить к своим обязанностям.
– Иди, мой мальчик, – кивнул Гитлер, – и я надеюсь услышать о тебе только хорошее.
Стремительно развернувшись, Гейдрих вышел. В голове у него промелькнула мысль, что с этого момента именно он будет решать, кто из генералов является настоящим заговорщиком, а кто – невинно оклеветанной жертвой вражеской пропаганды. Первые попадут сначала в тюрьму Моабит, а потом на гильотину, а вторые будут поддерживать его изо всех сил, чтобы не оказаться на месте первых. Армия должна стать послушной его воле, и внушение этого послушания он начнет с абвера…
Я ничуть не преувеличу, если скажу, что Москва двадцать первого века меня ошеломила и шокировала. Наверное, поэтому после прибытия сюда у меня три дня подряд болела голова. И все это время я никуда не выходила, пытаясь для начала хоть немного разобраться во всем том, во что мне придется окунуться. Таким образом, я морально готовила себя к пребыванию в этом мире будущего, который предстал передо мной совершенно абсурдным и сумасшедшим, порой пугающим – по крайней мере, таково было мое первое впечатление, полученное за то короткое время, пока меня везли в гостиницу.
В качестве переводчика ко мне приставили милую девушку по имени Ида. Не знаю, долго ли ее выбирали для этой роли, но выбор был сделан удачно. Мисс Ида действовала на меня лучше всяких успокоительных таблеток. Она обладала удивительным голосом, редко встречающимся у женщин – выразительный и глубокий, он звучал с легкой пикантной хрипотцой. На вид ей было лет двадцать пять, но, к моему удивлению, оказалось, что на самом деле ей тридцать шесть. Тем не менее, как выяснилось, она пока еще не обзавелась семьей, так что про себя я так и продолжала называть ее «девушкой». Мисс Ида была из тех людей, которые способны всегда соблюдать идеальный баланс между официальной вежливостью и душевной теплотой. Внешность у нее была вполне обычная для русской: голубые глаза, светлые волосы, стройная фигура… Облик ее носил отпечаток какой-то элитной строгости; впрочем, не исключаю, что у себя дома она могла позволить себе ходить растрепанной и в халате… Тело ее украшал красивый золотистый загар, наверняка полученный на каком-то из морских пляжей.