И тут же стало понятно, что хоть возвращение стрелкового оружия перед отправкой на родину не было пустой любезностью, но применять его сразу после прибытия для самообороны и чего-то еще вряд ли придется. Относительно веймарского периода немецкой истории, повторения которого опасался генерал фон Брокдорф-Алефельд, ситуация оказалась, можно сказать, зеркальной. Если тогда, в двадцатых и начале тридцатых годов двадцатого века, униженная нищая Германия была политически независима, и ее суверенитет ограничивался только статьями кабального Версальского договора, то теперь такая же политически униженная страна напоминает до безобразия раскормленного и самодовольного хряка, со всех сторон огороженного прочными прутьями своего загона.
Стенами этого загона служит система договоров, которой западные союзники опутали страну, побежденную во второй мировой войне. В первую очередь это пресловутый канцлеракт – секретный договор, которого из непосвященных никто и никогда не видел, но, несмотря на это, все дела в Германии ведутся так, будто это кабальное соглашение и в самом деле существует. Германии запрещено иметь собственные национальные интересы; а раз нет национальных интересов, то нет и немецкого государства, а имеется самоуправляемая оккупационная администрация. Второй стеной, ограничивающей свободу Германии, является так называемая Объединенная Европа. С одной стороны, Германия является главным экономическим бенефициаром этого межгосударственного объединения, а с другой стороны, ее политические интересы подчинены наднациональной брюссельской бюрократии, ведущей дело к ослаблению национальных государств и уничтожению европейских наций как явления. Идеалом этих людей, либералов в …надцатом поколении, является превращение европейцев в атомизированную биомассу, не помнящую родства и не осознающую себя даже в качестве женщин или мужчин. Услышав о таких идеях, нормальный человек поневоле хватается за пистолет или что-нибудь потяжелее. Третьим и самым важным ограничивающим фактором для Германии является ее членство в так называемом Североатлантическом Альянсе, который ставит германские вооруженные силы (те, что еще остались) под команду американских генералов, поскольку за ними навечно закреплена должность главнокомандующего силами НАТО в Европе. Восемнадцать главнокомандующих сменилось в НАТО с момента основания, и все восемнадцать были американцами.
Кстати, немецкие офицеры из сорок первого года весьма удивились, что главным победителем Германии, собравшим с этой войны все дивиденды, оказались не русские большевики, на которых пала основная тяжесть сражений, а далекие заокеанские плутократы, предпочитавшие придерживаться политики нейтралитета и отделываться исключительно поставками оружия. Известие о том, что Гитлер сам объявил Америке войну и тем самым предложил ей участвовать в разделе Европы, заставило их мысленно покрутить пальцем у виска. Одна Британия, без американцев, никогда бы не решилась на высадку в Нормандии, а это значит, что и сопротивление большевикам на Восточном фронте могло продолжаться значительно дольше. Тут же между офицерами вермахта вспыхнул короткий спор на предмет того, объявит ли фюрер войну американцам и в этом варианте истории, который они только что оставили. В результате спорщики пришли к ничего не решающему выводу: «а пес его, Гитлера, знает». Германия вроде бы и так дошла до такого положения, когда стараются не объявлять войну новым врагам, а экстренно ищут союзников; в то же время хорошо известно, что фюрер контуженный – так что возможно все. К этой дискуссии с большим интересом прислушивались также и немцы и двадцать первого века, для которых «предки» открылись с новой, неожиданной стороны.