Завтрак подходил к концу. Вернее сказать, он начался с конца. Обожаемую и рекламируемую всеми овсяную кашу я просто ненавижу, а если сейчас начну перечислять — за что, то моему примеру последует половина её фанатов. Поэтому молчу — молчу. Взяв толстый кусок хлеба, я пытался намазать его на двойную порцию сливочного масла. Боцман с утра убежал на очередную «перевязку» к Верочке в санчасть, а я, как известно, являюсь его правоприемником. Во всяком случае, что касается масла и сахара.
Неожиданно привлёк внимание топот сапог где-то за моей спиной. Сапоги как бы жили самостоятельной жизнью от портянок, ног и мозолей. Обернувшись, я увидел молодого солдата в огромных, не по росту, сапожищах. Он стоял, переминаясь, у входа в офицерскую столовую и, вытягивая длинную шею с огромным кадыком, испуганно кого-то высматривая. «Посыльный», — промелькнула мысль у пока ещё голодного майора. Мороженное масло размазывалось по хлебу неохотно, а хлеб крошился и «пластилинился». Чай был тоже не «цейлонский»! Жижа. Они, что? Заварку в холодную воду бросают? Настроение портилось. А кишки до сих пор между собой ссорились, пищали и показывали друг другу дули. Да, просто я чувствовал, что этот «скороход» послан за мной. Ну, вот, что я говорил? За спиной послышалось неровное сопение и шмыгание одной ноздрёй. Заведя свободную руку назад, я поймал бойца за ремень и перетащил его на передний план. Передний план оптимизма не прибавил.
— Тащ майор… рядов… вас в штаб… Белкин. Срочно! Виноват… — сбиваясь, пытался довести до меня главную мысль боец.
Больше всего из услышанного мне не понравилось слово «срочно». Прямо есть захотелось после слова «срочно». Я усадил посыльного к себе за стол, отрезал от своего гигантского бутерброда ровно половину, налил в стакан чаю, булькнув туда три куска сахара, и придвинул всё это на его половину стола. Посыльный крупно сглотнул и замотал лысой головой, ляпая себя ушами по бледным щекам.
— Не будешь есть, не пойду. А тебя на губу посадят, — спокойным голосом сказал я, откусывая огромный кусок и шумно хлебнув чая.
Солдатик решил, что второй завтрак лучше губы и напал на бутерброд. По пути в штаб я узнал, что парень только призвался, что служит в роте обеспечения и что фамилия у него Ивлев. Остальное мне было видно и без его рассказа. У входа в штаб, как всегда, было много народа. Я демонстративно долго жал костлявую ладошку рядового Ивлева, а на прощанье громко назвал его «земляком». Кому надо, тот услышал.
У входа в кабинет начальника разведки стоял целый прапорщик. Большой, отглаженный и серьёзный. Типа: «Пущать не велено»!