Клавка Уразова (Ерошкина) - страница 48
Будет. Не отпевай…
Встретили неласково.
Вошла Клава в отцовский дом под вечер, и от того, что в сумерках ее не сразу узнали, а узнав, явно испугались, она растерялась. И она бы не узнала их. Постаревший отец, болезненно бледный, морщинистый, стал еще меньше ростом и, как подросток, терялся в широкой и длинной, точно с чужого плеча, тужурке. Особенно жалкими показались его выцветшие, глубоко запавшие глаза и слабый вздрагивающий голос. Лицо сестры, — она помнила ее только девочкой, — под затейливой модной прической, мелкими кудряшками, с выщипанными бровями, с подкрашенными узкими губами, было красивым, но сухим, недовольным.
Было от чего растеряться. Но, разглядев, как не устроенно, неопрятно все вокруг, почувствовала жалость, несколько оправилась и, посмеиваясь от неловкости, рассказала, что давно вышла из лагеря, работает трикотажницей, неплохо живет, вздумала вот, как все люди, съездить на недельку в отпуск, показать дедушке внука.
Оба успокоились. Появился самовар. За чаем слушала унылые рассказы об уныло-однообразной жизни, из которой словно кто-то все выпил, которая будто на корню усохла.
Нашла среди фотографий на стене карточку матери. И подумала, что нечем ее вспомнить, как будто бы и не было ее. «В кого же я уродилась? Лицом похожа на мать, а характером ни в мать, ни в отца, как говорится, в прохожего молодца?.. Ну, жалеть не приходится. Да и никакого характера у матери не было, повторяла во всем отца: шпыняла не только за шалости, но даже за желание побегать, поболтать, спросить о чем-нибудь. Нечем и вспомнить по-хорошему».
— По-прежнему читаешь? — спросила у отца, кивнув головой на книжный шкаф.
— Единственная утеха. Я исторические, главным образом… Не только читаю, а и покупаю. У меня прямо редкости есть.
— Выписывает даже, — с досадой сказала Софья. — На замке держит, никому не дает.
— И держу, и не даю, и деньги трачу, — холодно сказал отец, — тебя не спрашиваю. Для тебя тут подходящих нет.
«Дружно живут, — усмехнулась про себя Клава. — Ну уж будь готов, я-то как-нибудь подъеду. Мне дашь».
Сразу — это вышло само собой — Клава принялась мыть посуду, греть воду, чтобы выкупать ребенка, варить ему кашу, посматривая, как дед забавляет, приучает к себе неожиданного внука. Смеялся Витюшка, смеялся дед так, как — она чувствовала это — давно никто не смеялся в этом хмуром доме.
— Вот мы какие, а? Видали вы таких? — показывала она розового после купанья сына. — Ну-ка, тетя Соня, подержи племянника, а я тут все уберу. Да ты что? Боишься, что ли? Ну, тогда мы к деду, мы — к людям привычные, ясельные.