В одутловатом, нездоровом лице, в узких умных глазах видела Клава и одобрение и теплое чувство.
— Я и так, Прасковья Ивановна, прямо к вам.
— И правильно. А к кому же? Не могу, конечно, занозу из твоего сердца вынуть. Но с глаз долой — из сердца вон, это лекарство верное. Никому ничего не говори, будто в отпуск едешь, и все. Может, и вернешься. Работу-то жалко ведь.
— Нет, не вернусь. Без работы не останусь, что-нибудь да найду. Может, и лучше даже, что другая будет. Уж пять лет все мотаю да мотаю… Десять пройдет, а все тоже мотать буду?.. Только и хорошо, что спокойно, да привыкла… Нет, жалеть не буду.
— Ну, ну, успокаивай себя… Это тоже надо уметь. А я вот двенадцать лет здесь и ничего — не жалуюсь, держусь за свое дело, за своих людей. Можно и так тебе сделать: вернуться, хоть не сюда, а в наши края, на другую фабрику. Я об этом на всякий случай подумаю. Пять лет специальности… Этим, девушка, не бросаются. Места-то, куда едешь, холодные, с Сибирью рядом.
— Не страшно. Дальше была.
— Только ты спокойнее действуй. Молодая, все перемелется, изживется. Позвала бы я тебя сегодня на вечер к себе, да уж больно людно у нас. Семья-то растет, то и гляди дом развалят, до того народу много. Хорошо, что хоть дружно. А ты все-таки дома не оставайся. Уйди к кому-нибудь.
— Не бойтесь. Не раздумаю.
Не горел огонь в тот вечер в боковуше. Сидели в потемках перед печкой, в которой медленно догорали дрова, бросая красноватый свет на лица женщин и мальчика.
— Так-то вот, — говорила Клава, покачивая Витюшку на ноге. — Поедем, милый ты мой, туда, где никто не ждет, где никто нас не знает. Оно и лучше. Скажем, приехали, мол, погостить, а там посмотрим, как нам покажется. — И, взглянув на расстроенную Петров ну, добавила: — Не будет там у нас нашей бабы, вспомним ее не раз. И тетю Сашу вспомним. Я и ей, Петровна, не говорю, что больше не увидимся, знаю, что никому она не скажет, но уж так решила. Карточку ей Витюши оставлю, напишу на ней, что она первая у меня была подруга за всю жизнь. Все напишу, а ты ей потом, не сразу, объясни, почему уезжаю и не хочу следов оставлять.
— Давай-ка сегодня я здесь посплю, а ты там, у меня, — сказала Петровна, когда Витюшка уснул. — Чего уж, понимаю, хоть последние-то деньки возьми, была ведь и я молода. Эх, Клава, не глядела бы я вчера на вас обоих… вот до чего жалко. Ночью не спала, утро все промаялась. Чуяло сердце беду… Перемену. А только не верю я, что не вернешься. Ведь и то в ум возьми… сколько ты в этот угол силы, старания вбила, жила, как полная хозяйка.