— С эвакопунктом работайте в контакте, но в дела снабжения, питания и лечебной помощи лучше не вмешивайтесь. Утонете, — сказали ей.
— Как же! Нет уж, я им спать не дам, — заявила Клава под общий смех, а когда он стих, зло добавила: — Да и вам всем тоже. Не рады будете, что назначили.
Она была крайне раздражена и, заметив отца, тут же при всех на него накинулась:
— Это ты меня сунул в такое дело? Добился своего, снял-таки с работы.
— Мое дело маленькое, — усмехнулся он. — Меня спросили, справишься ли ты, ну я не стал врать, и только. А в депо, на ремонте, не больно-то ты находка. Не жалей.
Но Клава думала иначе: она не только жалела, но буквально с болью отрывалась от мастерских, так как уже видела, что она там нужна и сумеет «неженское дело», как думал отец, сделать женским.
— Отваливаешь, Клава?.. Жалко, неплохо помогала, — прощались рабочие. — Ох, и замотаешься ты с этим комендантством. — Не считай, что повезло…
— Хорошо, что временно. Потом иди прямо ко мне, — сказал бригадир. — Раз временно, так твое место за тобой.
Клава смотрела на Пал Палыча, не скажет ли он, чтоб возвращалась в депо. Но он смотрел в сторону.
— Уж так неохота, Пал Палыч, — сказала она, когда все отошли. — Может, посмотрят, да через недельку сами назад прогонят. Определят, что не справилась. Стыд какой!..
— Что значит прогонят? Просто вернут, да и только… А на мой взгляд, пока там будешь, присмотри себе что другое. Разве тебе здесь место? Что это за работа для женщины?
— Ну уж нет, — выпрямилась Клава. — Постараюсь, чтобы не прогнали, и другого искать не буду. Всего хорошего, спасибо.
Поторопилась уйти, показалось что-то в его словах обидным, и вообще было невесело.
— Клаша, не унывай, вернешься! Ждать будем! Забегай повидаться! — крикнули ей вслед.
Она оглянулась, увидела улыбающиеся лица и уже весело ответила:
— Не приду… Куда годится? Ни один не заплакал.
— Ишь какая… А может, кто и плачет, да виду не подает.
Ей показалось, что все поглядели на Пал Палыча, но, встретив строгий взгляд мастера, сразу же об этом забыла.
Комендантство в «Хвосте» отталкивало, пугало Клаву тем, что ей придется иметь дело главным образом с женщинами, с которыми она не умела уживаться, с интеллигентными людьми, с которыми она никогда не сталкивалась, не любила их и избегала. «Ну, раз сказали, что нет другого человека, — примирилась она, — раз уж война, так я буду воевать».
И воевала: криком, настойчивостью, всякими путями добивалась от начальства того, что было нужно «Хвосту», на который надвигались холодные осень и зима.
Но с эвакуированными нужны были другие отношения, нужно было не воевать, а ладить, — как раз то, чего она боялась и что ей не удавалось.