Лица Лизаветиных мужчин синхронно вытянулись и побледнели. Но Соня не отрываясь смотрела на другое лицо.
Таким грозным она принца не видела ни разу. Она вообще была уверена, что выражение его лица никогда не меняется. Но стоило ему сдвинуть брови, как от дипломата и душечки ничего не осталось. Этот мужчина был суров и внушал страх. И меньше всего на свете хотелось с ним спорить.
А ведь в важных переговорах такая физиономия наверняка помогает куда больше, чем умение находить у собеседника положительные качества! Как там у классиков… «Доброе слово и пистолет действуют куда лучше, чем просто доброе слово».
***
Спустя несколько минут они оказались в ее комнате. Люксен крепко закрыл за собой дверь, а потом повернулся к ней и односложно приказал:
– Рассказывайте.
И Соня, хоть муж и был виноват везде, кругом и всюду, почему-то почувствовала виноватой себя. И тут же стала рассказывать. Разумеется, не о том, как оказалась во флигеле. Она поведала историю про старого мага в юном обличии, который являлся к ней, чтобы переодевать и менять цвет платья.
Эту историю принц выслушал в мрачном молчании; потом, так же ни слова ни говоря, скрылся за дверью.
Соня не знала, что и думать. Единственное, что она из всего этого поняла: кажется, никакого мага принц не присылал. Кто бы ни являлся к ней в комнату, делал он это по собственной инициативе. И это в лучшем случае. Потому что если в худшем, то по наущению кого-то из ее врагинь-соперниц-родственниц.
Принц появился у нее на пороге спустя полчаса. С собой он приволок того самого мага, причем почтительности в обращении со старцем не выказывал, держа того за ухо. Люксен толкнул юнца в покои и строго спросил:
– Этот?
Соня кивнула. А что ей еще оставалось делать? Этот.
– Боюсь вас разочаровать, ваше высочество. Этот шалопай вовсе не Авикон, а его ученик и по совместительству мой кузен. И сейчас он нам объяснит, с какой целью выделывал все эти фокусы.
Принц говорил обычным голосом, не кричал и не угрожал, но был страшен. В воздухе словно разлилась угроза, и Соня, хоть и ненавидела мальчишку за свои вечно розовые шмотки, сейчас испытывала что-то вроде жалости.
– Я хотел, чтобы она победила в турнире, – начал оправдываться маг. – А тут Изабелла еще объявилась, не умерлось ей по-хорошему… Без магии второго типа – ну какие у ее высочества шансы? Никаких! А я хочу жить в нормальном королевстве! У ее высочества даже уроков еще не было, а турнир вот-вот. Ну я и… проявил инициативу.
– Ты, негодяй, проявил неуважение к королевской семье, что по закону приравнивается к государственной измене. А что за это положено, сам знаешь.