Кутшеба воспользовался случаем, когда широкоплечий отошел от Болобова и направился к бару. Кутшеба приблизился к нему неровным шагом и, без лишних разглагольствований, предложил выпить за здоровье господина Буртовецкого. Секундой позже они уже валялись по полу, а приятели одного и другого азартно сцепились в рукопашной вокруг них.
– А хорошо ты, брат, его сделал! – Евгений больно бил Кутшебу по спине огромной ладонью. – Но, наверное, будет лучше, если я тебя выведу отсюда, пока его псы не прибежали искать виновника всего этого. А т-то они, мать их, уже понеслись жаловаться, поди…
Когда они уходили, прощались с ними громким ура. Евгений практически донес не стоявшего на ногах Кутшебу до его комнаты, где в этот вечер, к счастью, Басенька его не ждала. Господин Буртовецкий тоже праздновал, и каждая пара рук пригодилась для обслуживания гостей. Евгений толкнул товарища на кровать прямо в одежде, только сапоги с него снял и даже накрыл одеялом.
Кутшеба подождал пару минут, прежде чем встать – идеально трезвым, как всегда, когда ему помогала мара. Он не спал всю ночь, планируя дальнейшие действия. Сейчас, когда он подсунул агенту Корыцкого, с которым они катались по полу, разыгрывая яростную драку, информацию о том, что именно Буртовецкий стоял за атаками на караваны и что сам он планирует до конца месяца исчезнуть из Кельце, он должен был четко спланировать свои действия. Кое-что он уже предпринял. Теперь оставалось увеличить свои шансы на выживание. Или наоборот? Каждый следующий человек из его списка прикладывал всё больше усилий к тому, чтобы защититься от него. Может, лучше убедить оставшихся троих, что им уже некого бояться?
Он проигнорировал упыря убитого купца, который, как всегда, пришел его поторопить. Он обдумывал самые разные варианты, пока не услышал скрежет ключа в замке. Он быстро лег, делая вид, что спит, и, даже когда Басенька стала его раздевать, жалуясь на глупое мужское племя, которое не умеет развлекаться иначе, кроме как напиваться, он только захрапел. Вскоре он и вправду заснул, а Басенька легла рядом с ним, шепча спящему мужчине по очереди то едкие замечания, то комплименты.
* * *
Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, Пристань Царьград
Кутузов провозгласил тост за новых союзников. Выпили все, в том числе и Новаковский, который, казалось, благосклонно смотрел на нового конкурента – сидящего по другую сторону стола Генрика Якубовского, одного из самых могущественных людей Галиции, а может, и всей Польши.