Моя теперешняя жизнь с мамой стала для меня сюрпризом. Что-то изменилось в ней после того, как папа уехал. Когда они обедали со мной в больнице, она изводила меня советами, мнениями специалистов и дурацкими вдохновляющими историями. Она была непреклонной и категоричной.
Но теперь, когда надежда на выздоровление рухнула и она с этим смирилась, она стала значительно спокойнее. Если я не могла что-то сделать, она не пыталась заставлять меня. Она расслабилась и дала мне передышку. На самом деле, конечно, я не совсем утратила надежду на выздоровление. Я нашла кучу статей, в которых говорилось о том, что даже спустя долгое время после полученной травмы существует возможность, что нервные окончания оживут.
Но моя мама не знала об этом. И я уж точно не собиралась делиться с ней этой информацией.
И, несмотря на то что мы обе были в состоянии глубокой депрессии, моя жизнь с мамой была на удивление приятной.
Как только она достаточно пришла в себя, она вернулась на работу. Но она наполовину сократила свои обязанности. Она непременно приезжала домой к обеду и делала нам сэндвичи и фруктовые напитки. А за ужин отвечала я, но по большей части мы просто заказывали еду из ближайшего итальянского ресторанчика. После ужина, почти каждый вечер, мы разгадывали кроссворды, потягивали вино и краем уха слушали новости.
Мы обе были несчастны и благодарны друг другу за поддержку.
Но, конечно, мне было тяжело, как я и ожидала.
Мне было тяжело находиться в этом доме искалеченной версией меня прежней. Мне было тяжело постоянно сравнивать прошлое с настоящим. Мне было тяжело смотреть на мою старую одежду, туфли, разные сувениры, фотоальбомы, ролики, не говоря уже о стопке дневников с моими представлениями о том, какой будет моя жизнь. Я каждую минуту представляла, как это было – как я могла ходить, бегать, прыгать, играть в классики, кататься на велосипеде и бросать мяч в корзину. И даже делать такие обыденные каждодневные вещи, как выходить из дома. Было тяжело не сожалеть о том, что я потеряла. Не сожалеть о возможностях, которые я воспринимала как нечто само собой разумеющееся. Не сожалеть о времени, которое я так бездумно теряла.
Я не стану лгать. Все, что происходило в больнице до моей выписки, было самой легкой частью моей теперешней жизни.
Все, что происходило в больнице, казалось мне не совсем реальным, пока я не вышла оттуда.
Без Кит, без Прайи, без Нины и – о’кей, хорошо, даже без Яна – у меня не осталось никого, кто помог бы мне не пойти ко дну.
И я пошла ко дну.
Я прошла через долгий, мучительный период отчаяния, в котором присутствовали горечь, злость, уныние, ярость, жалость к себе, страх, тоска и одиночество. Обычно я чувствовала это все одновременно. Меня мучила бессонница, я часто впадала в ярость, меня охватывала паника, и у меня появилось новое увлечение – бросать на пол тарелки. На самом деле, после того как я случайно уронила и разбила мамино любимое блюдце, я так взбесилась, что вытащила из шкафа целую стопку этих блюдец, выкатилась из дома и разбила их на подъездной аллее.