Чип разрыдался, глядя на мое лицо.
– Они все еще не сказали тебе об этом?
У меня кружилась голова, и я все еще не могла вздохнуть. А потом я почувствовала соленый привкус во рту, который всегда появляется перед рвотой.
Чип отступил на шаг:
– Бог мой! Они не сказали тебе, что ты парализована!
Слова «парализована» я тоже не могла предугадать.
А что потом? Меня вырвало. На пол, на кровать, на мой больничный халат. Хотя стеганое одеяло, которое мама принесла из дома, каким-то чудом осталось незадетым.
И тут, словно по сигналу, дверь палаты открылась, и вошел мой папа, держа над головой коробку французских пирожных, как официант держит поднос. Он объявил:
– У нас здесь… – но, увидев нас, он остановился и тихо закончил: – круассаны.
Чип повернулся к нему:
– Ей ничего не сказали?
Но папа быстро оценил ситуацию. Он выглянул в коридор и крикнул:
– Может нам кто-нибудь здесь помочь?
Потом поставил коробку на стул и наклонился ко мне. Я все еще продолжала оставаться в полусогнутом состоянии на случай, если меня снова вырвет. Но теперь я боялась пошевелиться. То, что я согнулась, могло повредить моей спине? Не ухудшила ли я свое положение? Не могла ли я случайно сделать себя еще более парализованной?
Папа схватил полотенце и нагнулся, чтобы вытереть мое лицо.
А Чип, похоже, даже не подумал о том, чтобы помочь мне. Он остался стоять у дальней стены, на безопасном расстоянии.
– Она парализована – и никто не сказал ей об этом? – требовательно спросил Чип моего отца слегка заплетающимся языком.
– Похоже, ты только что сделал это, – сказал папа, заправляя мне за ухо прядь волос.
– Она имеет право знать, не так ли?
– Конечно, – сказал папа, начиная сердиться, и повернулся к нему: – Но не так. Мы ждали подходящего момента.
– Какого? – спросил Чип агрессивно. – В День благодарения, поедая индейку? Или рождественским утром?
– Ты самодовольный маленький клоун!
Папа был крупным мужчиной, похожим на медведя. Бывший моряк. А Чип был скорее жилистым. Все знали, что отец может согнуть Чипа в бараний рог, если захочет. И внезапно я поняла, что, возможно, именно этого и хочет Чип.
– Папа! – крикнула я. – Он пьян. Он пил всю ночь. Просто отвези его домой.
– Я не могу оставить тебя.
– Я в порядке.
– Мне так не кажется, солнышко.
– Просто выведи его отсюда, папуля. – Я уже много лет так не называла его. – Пожалуйста.
Папа глубоко вздохнул, и в этот момент в палату поспешно вошла Нина с чистым халатом и новыми простынями. За ней шел санитар со шваброй и с жидкостью для мытья пола.
Я не мешала Нине хлопотать вокруг меня, переодевать меня и заново укладывать в постель. Я в это время следила за тем, как санитар мыл пол, размышляя о том, заметит ли он брызги в дальнем углу. Мне казалось, что комната окутана туманом, вызывавшим онемение. Словно мой мозг не мог смириться с реальностью происходящего и собирался попросту игнорировать его. Я слышала разные звуки и отрывки разговора, я слышала, как отец и Чип что-то бормочут и шипят друг на друга, потом открылась и закрылась дверь, потом снова открылась и снова закрылась. Но этот момент, казалось, разбился на кусочки, словно детали головоломки, рассыпанные на столе.