– О’кей, – кивнул папа. – Я тебя понял. Скажу, что ты еще не готова к встрече с ней.
– Просто скажи ей, чтобы она возвращалась в Нью-Йорк, – сказала я. – Я долго еще буду не готова видеть ее.
У мамы на лице было такое выражение, которое появлялось всякий раз, когда ей хотелось накричать на отца, но она сдерживалась ради детей. Я не завидовала ему, представляя, что она выскажет ему по пути домой.
– Спасибо, что ты потратила столько времени, чтобы заехать ко мне и привезти мне все эти вещи, – сказала я, чтобы немного подбодрить ее.
– Не за что, – ответила она.
При этом мама пожала плечами, словно говоря: «Да, я потратила много времени, но я всегда готова на жертвы ради дочери». И она собиралась сделать еще одну поездку ко мне домой, чтобы привезти мне складные стулья, «чтобы всем, кто навещает тебя, было на чем сидеть».
– Меня никто не навещает. И я не хочу видеть никаких посетителей.
– Ну, хотя бы самых близких друзей? – спросил папа, как бы призывая меня быть благоразумной.
– Никаких друзей. Никого.
– Солнышко, – сказала мама, – у нас телефон раскалился от звонков. Столик в холле завален визитными карточками. Люди захотят увидеться с тобой.
Я должна была с благодарностью ответить, как это мило со стороны наших знакомых так беспокоиться обо мне. Но вместо этого заявила:
– Мне наплевать.
– Мы не можем поставить баррикаду при входе в больницу.
Но папа вмешался:
– Мы можем поговорить с медсестрами. Сказать, что она не готова принимать посетителей.
Мама нахмурилась:
– Но во всех книгах пишут, что нельзя позволять им изолироваться от общества.
О боже! Она читала «литературу». Дела обстояли хуже, чем я предполагала.
– Мне просто нужно некоторое время, – сказала я, пытаясь привлечь ее на свою сторону.
И более правдивых слов никогда не произносилось. Если бы мне нужно было составить список того, чего я хотела в тот момент, то мои друзья, которые жалели бы меня, судили бы, сплетничали бы и делали бы разные прогнозы, оказались бы на последнем месте. Я не хотела, чтобы кто-нибудь еще думал о том, о чем думала я. Я не хотела, чтобы кто-то еще узнал обо всем ужасе моей ситуации. Я не хотела быть предметом телефонных разговоров или посиделок. Я находилась здесь не для того, чтобы дать пищу для обсуждений другим людям.
Я увижусь с ними – возможно – тогда, когда мне самой этого захочется, если это вообще произойдет.
Что оставило маме лишь одно занятие – декор палаты. После того как она, наконец, капитулировала перед моей установкой «Никаких посетителей», она заставила нас с папой обсуждать другую тему – позволит ли персонал больницы принести несколько торшеров. А потом, как она сообщила, она заедет в хозяйственный магазин и купит палку для штор и, возможно, декоративные подушки для подоконника.