Тесный солдатский круг разомкнулся. К капитану подошел Божен Штитный. Он вытянулся во фронт.
— Это я говорил, господин капитан. Мне на днях рассказал о Танненберге один из наших солдат.
Капитан, сощурясь, оглядел Штитного.
— Кто именно?
Божен ответил без запинки, стоя на вытяжку:
— Матвей из Янова.
— Матвей из Янова? Тот, что пропал без вести в бою семнадцатого?
— Тот самый, — хладнокровно подтвердил Божен. — Он сказал еще…
— Постой, постой! — воскликнул, словно осененный мыслью, капитан. — Матвей? Это дает нить… Я готов поклясться, что оно так и было.
— Так точно, — кивнул Божен, — оно так и было.
Кто-то засмеялся в ночи. Капитан выругался сквозь зубы: с этим сбродом надо быть особенно осторожным.
— За доклад о Матвее благодарю, — кивнул он Божену. — Это подтверждает некоторые о нем сведения. А что касается вранья, то его и опровергать, собственно, не приходится. Как могли бы мужики, не имеющие представления о военном искусстве, вооруженные чем попало, победить цвет европейского рыцарства, лучшую военную силу того времени! Даже идиоту должно быть ясно, что ничего подобного не могло быть! Не могло быть!
Он помахал пальцем перед носом Божена и ушел тем же неслышным шагом, каким появился.
Божен выждал, пока окончательно стих легкий шорох капитанских подошв по мокрой траве, и обернулся к товарищам.
— Слышали? Он сам себя выдал, нахальный враль. После победы ушли из-за дождика к себе — на шестьсот лет! Не ушли, а бежали — как зайцы!
Любор протянул руку Божену.
— Спасибо, что выручил… Но как бы тебе за это не было худа… У этой бестии зловещий вид. И про Матвея ты, пожалуй, напрасно сказал. Если его поймают…
— Фью! — просвистал Ян. — Ищи ветра в поле! Матвей, наверно, давно уже у русских. Семнадцатого, когда мы побежали, я видел, как он бросил винтовку и лег за куст. Я удивился, признаться: он никогда не был трусом, Матвей…
— Он давно искал случая, — подтвердил Любор. — Ты думаешь, Божен, надпись и листовки — его рук дело? И тех, что ушли с ним? Потому что в тот день из батальона пропало без вести несколько человек.
— Это не я, это капитан подумал, — пожал плечами Божен. — А что касается трусости, Ян… Вернее предположить, что он перешел к русским из храбрости. Ты разве не слышал, что по ту сторону фронта формируются целые чешские полки? И они будут биться не так, как мы, а как бились чехи в рядах славян при Танненберге.
— Бились и победили? Значит, капитан солгал?
Божен оглянул недружелюбно спросившего солдата.
— А ты сам не понял? Тогда ты и мне не поверишь. Спроси лучше господина обер-ефрейтора Штепанека, здесь присутствующего. Он все знает совершенно точно: он ученый — пусть скажет.