Вот сейчас хорошо бы вздохнуть. Или посвистеть. Патрик сложил губы в трубочку и подул. Да, свист — это приятно. Хотя и бессмысленно.
Ну что ж, обратимся в трудную минуту к Чужому.
«Не скрою, шансов у вас нет. Но мои симпатии на вашей стороне».
— Шансов, — вслух повторил священник, прислушиваясь к модуляциям собственного голоса. — Симпатии.
Он двинулся к берегу, по дороге вытащив из косяка ближнего дома нож сбежавшего Рота. А Бран оказался не таким уж тупицей, а, святой отец? Заменил охотника, поднял тревогу, хотя и позже, чем следовало…
Нет, не так. Дураком-то он как был, так и остался. Но у этого жирдяя — кто бы мог подумать — весьма развитое чувство долга.
А значит, у вас больше общего, чем ты думаешь, святой отец.
Патрик снова засмеялся. Определенно, смех доставлял ему удовольствие.
Шар, ощетинившись иглами, выкатился на берег. По боковой поверхности побежала тонкая трещина, и панель отъехала в сторону, открывая черный прямоугольник. А там уже поблескивало, шевелилось, стрекотало и готовилось посыпаться из чрева этой гадины вниз, на вылизанный волнами песок.
— Welcome to the hell, bitches! — с широкой улыбкой провозгласил Патрик.
Давно хотел это сказать. А со своей общиной как-то повода не было.
Ну что ж, сделал всё что собирался. Вот только это ощущение беспросветного идиотизма происходящего… Такое странное. Такое человеческое.
И так не вовремя.
Зато теперь не осталось никаких сомнений, что там со свободой воли. Никто не заставляет тебя героически подыхать в одиночку, святой отец. Выбор за тобой. Еще не поздно сбежать! Твою общину, скорее всего, перебьют, но зато ты сможешь еще много-много лет бродить по берегу, насвистывая в свое удовольствие.
Может быть, даже научишься вздыхать.
Ты ведь не любишь их. Фани сказала правду. Оберегаешь, заботишься, но не любишь.
Тебе это запрещено.
Как и им.
Тогда какого черта, имея выбор, ты торчишь здесь точно прыщ на заднице, когда твой долг закончился на том, чтобы донести до своей паствы главную истину: не любите, и не любимы будете, и тем спасётесь?
Патрик остановился, поудобнее перехватил нож и стал ждать. «Надеюсь, рыжая девка выживет».
— Заходи слева, Рот.
— Ты мне покомандуй ещё!
— Где мой нож?
— Заткнитесь! Вот они, ползут.
— У-у, сволочи…
Патрик очень медленно обернулся.
Они стояли на окраине поселка. Старая Мара с заостренной палкой в костлявой руке. Дорн, возвышающийся над остальными на добрых две головы. Рот, старающийся не встречаться с ним взглядом. Жирный Бран с сыновьями и женой. Мать Фани, такая же острая, рыжая, легкая и злая. Охотники, рыбаки, женщины, подростки — они были здесь, все до единого, кроме грудных младенцев и их матерей. Триста человек, вся его община.