Я вздрогнула, холодная, липкая волна страха прошила меня от макушки до грязных голых пяток. Да еще дети, вооруженные длинными острыми палками, с голодным любопытством смотрели на меня, слабую, беспомощную пленницу. Тут один из них подскочил к клетке ближе и снова ткнул мне в бок палкой, заставив зашипеть от боли и отшатнуться к скале. Следом в меня полетели камни, причем крупные такие булыжники. Я пыталась спрятаться, увернуться, укрываясь крыльями, прятала голову, а маленькие дикари продолжали свое гнусное дело. Это они от нечего делать развлекаются так, причиняя боль живому разумному существу? Зоопарк устроили!? Неожиданно во мне вскипела дикая ярость. За что так со мной? Что я сделала этим мелким злобным паршивцам?
Произошедшее дальше я вспоминала с содроганием. Взмахнула крыльями и, заревев от бешенства, ринулась на прутья, чтобы дотянуться хотя бы до одного поганца и надрать ему уши. Горькое «увы», видимо, в этом суровом, чужом мире будет постоянным разочарованием. Коснувшись костяных прутьев руками и крыльями, я захрипела от невыносимой боли. Отшатнулась, но задела крылом кости с другой стороны. Так бы и металась в клетке, отчаянно воя, рискуя заживо сгореть от опалявшей меня боли, но единственная в тот момент мысль, куда бы спрятать огромные неуклюжие крылья, неожиданно исполнилась. Несколько дней назад бывшие белоснежными, а теперь сплошь в черных подпалинах и крови, крылья покрылись дымкой, туманом, и — растаяли, словно втянулись в спину. Кажется, я кожей почувствовала это движение.
Опешив, я закрутилась волчком: крылья действительно исчезли, а сама ощутила знакомую легкость движений, когда сзади ничего не тянет, не мешает. Только вот голод начал терзать меня с новой силой. Отступив к скале, я со слезами смотрела на красные обожженные ладони, потом глянула на мелких жестоких гаденышей, с еще большим азартом примеривавшихся ко мне, теперь они обменивались между собой короткими лающими фразами. Задумали новую «шалость»? Еще я увидела кромку-ауру — едва заметное, видимо, появившееся после моего прикосновения сияние вокруг прутьев-костей. Это какая-то энергетическая защита? Или… все-таки магия? А то представить здесь генератор на фоне чумов и костров было просто невозможно. Значит, магия…
В магию верилось больше, хоть и смешно от самой мысли о ней.
Хотелось потереть лицо, чтобы проснуться, наконец, от этого кошмара. Остановила обгоревшая кожа на ладонях. Так мы и стояли, глядя друг на друга: я — босиком на мокрых камнях, хотя вокруг клетки утрамбованный множеством ног снег, а на свободе — издевавшиеся надо мной дети. Родители — более крупные и высокие аборигены, мелькавшие то тут то там, в жестокие детские игры не вмешивались. Кто из них женщины, а кто мужчины я могла предположить лишь по размерам. Объемные меховые одежды скрадывали другие различия.