Я огляделся по сторонам. Ведь мы прибыли сюда в ожидании пробоя, но ни мёртвый городовой, ни этот псих не были похожи на попаданцев. На кого угодно, вплоть до упырей, но не на потеряшек.
– Ну, точняк зомби, – произнёс сверху с телеги Сашка, – а он не заразен? А то начнём друг друга убивать и мозги есть.
– Мозги? Йисть? Человечьи? Как этот сейчас? – сдавленно спросила Настенька, а потом прикрыла рот механической перчаткой.
Ее тело слегка дрогнуло, и девушку вырвало одной желчью. Я ещё раз оглянулся в поисках признаков попаданцев. На этот раз внимательнее. Неподалёку от нас палые листья были сграблены так, что освободили небольшую полянку, а на голой земле угадывались затоптанные символы.
Культисты? А при чем тут попаданцы? При чем тут этот сумасшедший? Ничего не понимаю.
– Ну, что? – раздался тихий голос Ольги, которая подкралась ближе, вернее, подползла на четвереньках.
Я первый раз видел, чтоб кирасиры ползали, как малые дети. Только ее ладони и коленки оставляли на прошлогодней, и оттого бурой, палой листве небольшие рытвины.
Я посмотрел на монотонно бьющего трактор городового, а потом вздрогнул и скривился. Потому что Ольга громко, прямо в ухо, вскрикнула и вцепилась механической перчаткой мне в руку. Если бы я мог чувствовать боль, то заорал бы. Бронированная леди чуть не сломала мне кость.
Рядом бахнул выстрел, и городовой замер, с тем, чтоб упасть навзничь, как опрокинутый манекен.
– Господи Боже, – запричитал сидящий между трактором и телегой тракторист, державший безумца на прицеле. Он начал усердно креститься, не выпуская из левой руки обрез, – Я не хотел. Оно само. Она как завизжит, и я выстрелил. Я не хотел. Прости Господи.
– Отпусти, – тихо произнёс я, задрав голову.
Под пальцами Ольги хрустнуло. Нет, руку она не сломала, но попавшая под перчатку и прилипшая к ней щепка, треснула и сильно впилась в бицепс, пропоров толстую ткань сюртука.
– Кар! Кар! – раздалось сверху вместе с хлопаньем крыльев и скрежетом когтей по жести.
Это на кабину трактора села большая угольно-чёрная ворона. Она вращала головой и с живым интересом разглядывала нас всех. Птице явно не сиделось на месте, так как она прыгала то вправо, то влево, находясь в странном возбуждении, словно мы для неё добыча, и ей не терпелось что-то украсть.
– Кыш! – закричал тракторист, взмахнув рукой, – кыш, окаянная. Тебя только тут не хватало.
– Отпусти, – повторил я, повысив голос и обращаясь к Ольге, но девушка смотрела на ворону, закусив губу.
Да, точно. Память с некой заминкой преподнесла то, что знал прежний Евгений. Оля панически боялась птиц. Она боялась, в общем-то, любую крупную птицу. Ворон, гусей, сов, орлов, даже домашних петухов, хотя мелкие певчие ей нравились, но даже в этом случае она избегала их трогать, при том, что мышей и крыс совершенно не опасалась. «Фобия», – как-то сказал один знакомый доктор про похожие страхи.