***
– Лучшие, – с гордостью сказал Чагин, окинув взглядом шеренгу бедно одетой молодёжи, – ленинградские комсомольцы!
Собравшиеся в одном из санаториев в выходной день, комсомольцы вели шумно, весело переговариваясь и переходя от одной компании к другой с самокрутками в руках. Ясно было, что все они друг с другом знакомы, да и могло ли быть иначе, ведь здесь собрали ленинградских активистов.
Максим не дрогнул лицом, оглядывая неровный строй с равнодушным видом. Если Чагин думал воодушевить Заморского гостя, то зря – в настоящее время комсомольцы весьма… своеобразная публика.
Предельно идеологизированые фанатики, разбавленные любителями похулиганить под прикрытием государства, и приспособленцами, пытающимися использовать комсомол как трамплин для партийной карьеры. Разобраться, кто есть кто в этой пёстрой массе, проблематично даже опытному следователю, возьмись тот за столь сомнительную задачу.
– Боевые отряды еврейской молодёжи, – возникла в голове попаданца безрадостная мысль, – интернационал всех мастей под руководством Шацкина, Цетлина и Рывкина[1]. Хунвейбины, бля… один в один, только что китайского размаха достигнуть не успели. Но пытались. Поддарочек…
– Отряд, смирно! – Скомандовал он, продолжая обдумывать проблему.
– Мутная публика… то ли третья сила, уже сильно подвядшая, то ли сторонники ОГПУ, сам чёрт не разберёт. Интересно, Мироныч хоть в курсе, как его слова Чагин перевернул. Ох, что-то мне подсказывает, что нет…
– Многие из них в ЧОНе[2] служили, – вклинился Чагин. Прахин повернулся к нему и смерил ледяным взглядом. Опытному бюрократу, прошедшему горнило Гражданской и межфракционные стычки, к тяжёлым взглядам было не привыкать, но Максим справился. Аппаратчик заткнулся и увял под смешки комсомольцев, тяготевших одновременно к демократии и сильным лидерам.
Не знаю, что вам наговорили, – начал попаданец хрипловато, смерив взглядом каждого из полусотни в строю, – и какие у вас заслуги. Можете не выпячивать их – поверьте – у меня их больше.
Неприятно улыбнувшись, Макс помолчал. Возражать никто не стал, легенда кадрового разведчика, ещё до Революции начавшего сотрудничество с партией большевиков, прижилась на диво удачно.
– Теперь о неприятном, – снова улыбнулся он, – учить я могу не более пятнадцати человек, поэтому проведу отбор.
– Мы что, зряшно приходили? – Гневно сказал какой-то нервного вида молодой мужчина в старых ботинках и много раз чиненом костюме, – Отбор какой-то! Мы тут все отборные – чай, не шпана дворовая, а наиболее сознательная часть молодёжи! Пошли, парни.