— Многоуважаемые господа зеки, скажите мне, в чьи туфли я обулся?
— В туфли Карася! — послышались выкрики.
— Верно вы глаголете! Значит, я нахожусь в туфлях Карася? — несколько театрально, наслаждаясь всеобщим недоумением и любопытством, спросил Влас.
— Все так, давай колись, — нетерпеливо потребовали зрители.
— Я обещался в туфлях Карася найти бутылку водки, так было дело или нет?
— Так, так…
— Вы видите, я в них иду искать бутылку водки. — Он подошел к отопительной батарее, просунул руку и, вытащив бутылку водки с этикеткой, поднял ее над головой. — Многоуважаемая братва, вы свидетели: я благодаря удобной обуви Карася нашел бутылку казенки. — Подойдя к растерянному Карасю, Влас, показав ему бутылку, спросил: — Признаешь, что водка казенная? Ее я нашел в твоих туфлях. Пробовать будешь?
— Это нечестно, — затравленно выдохнул Карась.
— Ты, Карась, не наглей, не имеешь права обзывать меня нечестным. Свидетели не дадут мне соврать. Я обещал в твоих туфлях найти бутылку водки — я ее нашел. Правда, твои туфли для меня маловаты, но ради тринадцати стольников, пускай и деревянных, почему бы не пойти на такие муки?
— Ты меня обманул — ты все передернул… — попятился Карась.
— Глубоко ошибаешься! Я тебе не говорил, что бутылка водки будет лежать в твоих туфлях. Если бы она в них лежала, то ее нечего было и искать.
— Ты, Карась, не ломайся, а признавай свое поражение. Влас — не Камбот, выпить тебе его не удалось. Он таких шутников, как ты, всегда сможет купить и продать, — заявил зек, который утверждал их договор.
— Братва, бутылка ваша, — отдавая ее в руки недавнего судьи, сказал Влас. — А ты, Карась, не будь таким стеснительным и возврати мне зеленый стольник.
Карась молча исполнил его требование.
— За тобой остался должок в восемь стольников. Даю тебе срок до завтрашнего вечера, чтобы ты мне их принес. Если не уложишься до шести часов, то станешь собственностью моего друга Камбота. Он с удовольствием прочистит твое дупло. Тебе все понятно?
— Все!
— Иди и добывай бабки.
Когда Влас остался наедине с Камботом, он строго отчитал притихшего родственника:
— Запомни, дружище, раз и навсегда! Мы с тобой находимся не в детском садике, а в аду, где каждый хочет жить за счет другого. Здесь нет ни сочувствия, ни снисхождения. Ты в зековой жизни мало что петришь. Чтобы не ловиться, как ты, никогда не клюй ни на какие приманки. Тут не одну академию закончили, чтобы научиться из ничего делать бабки. Я этих покупок знаю больше, чем у тебя волос на голове. Но я не хочу обижать и обманывать братву. Люди и так обижены судьбой, стоит ли их еще больше гнуть и обижать?