. На судебном процессе над Перхуровым бывший на барже Путков (в списке заключенных, скорее всего, обозначенный как Петр Филиппович Пушков) на вопрос
«А сколько всего сидело в барже?» ответил:
«Человек до 300». Есть и другая крайность. Например, сумевший сбежать из плавучей тюрьмы милиционер Аладин утверждал, что
«на барже было около 30 человек красноармейцев». Впрочем, во многих свидетельствах сообщалось о том, что количество заключенных на барже постоянно менялось. Например, в какой-то момент с нее было вывезено четырнадцать
«наиболее революционных товарищей», которых намеревались расстрелять в городе. Среди них были упоминавшиеся выше Душин и Большаков. Впрочем, по каким-то, не слишком понятным даже для самого Перхурова причинам, дело до расстрела не дошло. Не исключено, что их планировалось использовать либо в качестве заложников, либо в качестве парламентеров. Сцена на суде выглядела следующим образом:
«А Вы не помните случай на 4–5 или 6 день мятежа было приговорено к расстрелу четырнадцать человек? Они и были сняты с баржи, но по неизвестным причинам расстреляны не были». Перхуров:
«Я помню только один приговор. Этот приговор я не утвердил. Возможно, что этот приговор мне не был представлен на мое утверждение, а без этого они привести в исполнение его не могли».Если говорить о весьма популярной в советское время версии, что, попав на «баржу смерти», с нее нельзя было выбраться, то это было большим преувеличением, которое базировалось лишь на некоторых свидетельствах: «С баржи даже воды было нельзя достать, потому что как только голову высунешь, так сейчас же сестра милосердия, которая сидела около Арсенала, стреляла из пулемета». «Да. А потом воды было страшно трудно достать: как только высунешься из баржи – так хлоп». Однако есть менее удобные воспоминания Ефима Ивановича Гарновского, в которых говорится, что 17 июля под обстрелом «белые» вывезли с баржи полторы дюжины самых обессиленных заключенных. «Под усиленным конвоем нас привезли в белый штаб – в здание госбанка. Несколько часов держали во дворе. Глумились, плевали в лицо. Василия Попова с полного размаха ударили по физиономии. Четыре часа стояли у стены. Грозили расстрелять. Потом под артобстрелом повели в лазарет по Пробойной улице. Комендант лазарета тоже грозил расстрелом. Лучше относились врачи, особенно смотритель лазарета Трифонов. Они создали сносные условия для лечения и питания». Сведения о том, что в «белом» лазарете на улице Пробойной (ныне Советская) царили такие порядки, также подтверждаются свидетельствами, которые были собраны участниками поисково-исследовательской группы «Июль 1918».