— Семья у вас большая? — спросил я, чтобы перевести разговор на другую тему.
— Семья? — Он как-то странно хмыкнул или хрюкнул, будто его коротким ударом стукнули по горлу. — Семья… семья… — с одной и той же кислой интонацией повторял дядя. — Сын и две примадонны. Вот летом я отдыхаю… живу! — Он хлопнул себя по широкой пухлой груди. Жесткие волосы на ней прокалывали шелковую рубашку. — Я вообще… — он плотоядно оскалился. — А что? Надо жить. Надо жить… Вот вы своего ребеночка от правды бережете. А зачем? Нет, я своим чадам говорю, что сволочь, она завсегда легче живет. А потому и дольше. Ясно?
Казалось, что дядя не произносил слова, а жевал их и выплевывал. Он, давясь, допил остатки вина, взял бутылку за горлышко и швырнул в сад.
— Это свинство, — сказала из окна мама Надя, — поднимите бутылку.
— Хозяин уберет, — сказал важный дядя. — Вы его не жалейте, спекулянта. Сидят на нашей шее, цитрусовые… Вот вы, — он нагнулся ко мне, — вроде бы интеллигент, а на шляпу, на шляпу заработать не можете! — и хохотнул, и ушел, ломая кусты.
Утром мы лежали на пляже и обсуждали, переезжать нам на другую квартиру или нет.
Вдруг слышим Ленькин голос:
— Здравствуйте, тетенька!
Смотрим: а это наша знакомая — толстая тетя в голубом халате.
Ветер откинул полу халата, и мы увидели над коленом большой глубокий рубец. Некрасивый.
— С войны осталось, — виновато сказала она, запахивая халат, и повернулась к морю.
А оно, живое и сильное, подползло к ее ногам, тихое и доверчивое.
Здесь, у берега, оно было мутное, а там, где летали чайки, — чистое, прозрачное — чудо природы…
Я люблю видеть сны, такие, чтобы, проснувшись, закинуть руки за голову и долго вспоминать увиденное.
Только редко я вижу хорошие сны. Мама Надя объясняет это моей привычкой спать на левом боку. Дескать, надавишь на сердце, сожмешь его, тяжело ему биться, и сны от этого беспокойные.
Ленька спит и на левом боку, и на правом, и на спине, и на животе, а сны видит замечательные.
Приснилась ему, например, пальма. Будто жили мы в горячей Африке, воткнули в песок веточку, стали ее поливать, и выросла пальма, а на ней мартышки сидят, улыбаются.
— Мартышки тоже из веточки выросли, — объяснил Ленька, — прямо, как яблоки.
Посмеялись мы и забыли про этот сон.
Но теперь, когда Ленька садился рисовать, на листе бумаги одна за другой появлялись пальмы. Были они длинные и разноцветные. Мартышки были круглые и тоже разноцветные.
Через несколько дней Ленька еще раз увидел во сне пальмы. Испуганно и удивленно рассказывал он:
— Вы подумайте, пальмы росли в снегу! В холодном снегу! Мартышек, конечно, не было. Ни одной мартышки. А пальмы были.