Когда Натали подняла голову, отчим возбужденно семенил по комнате, разговаривая словно сам с собой:
— Не пойми меня превратно. Конечно, если ты обратишься в суд. Мне придется… я буду вынужден… Но ты смотри на жизнь здраво. Ты же старишь меня, к тому же! Да и кто согласится жить со мной, если здесь ты?
— Иди ты на фиг, — сказала Натали равнодушно, — я тебя презираю.
— Да, да, это вполне естественно, — согласился отчим, — но сейчас разговор не обо мне и не об этом. Я боюсь, что все нажитое мною, моим трудом…
— Не бойся. Я возьму только свои вещи.
— Я уже их собрал.
— А куда мне идти?
— У тебя есть бабушка. Она одинока.
— Хорошо. Вечером я уеду.
— Я закажу такси.
— И дай мне денег. На такси.
— На такси дам.
…Могилу матери Натали разыскала не сразу: кладбище было старым, тесным. В небрежно насыпанный холмик был воткнут столбик и на нем наискосок фамилия и инициалы… Натали расплакалась, сев прямо на землю. Теперь она поняла: не могла она плакать при отчиме.
Солнце палило.
Натали брала сухие кусочки глины, и они рассыпались в ее пальцах.
«Мама, мама… прости меня за все… нельзя было мне уезжать… А его надо было выгнать сразу., ты не сердись на меня…»
Очнулась она от громких радостных криков — на лужайке за логом появилась компания молодежи с волейбольным мячом.
Вещей набралось два чемодана. Отчим посадил Натали в такси и помахал ручкой.
Лицо у него было несчастное.
Бабушка выслушала торопливый рассказ Натали, спросила:
— Какой у тебя характер?
— По-моему, неважный.
— У меня тоже. А ты что, рассчитывала, что я тебя приму?
— Я ничего не рассчитывала. Просто мне больше некуда. А с ним я не могла ни минуты оставаться.
— А если я тебя не пущу?
Натали пожала плечами.
— Ты гордая, — с уважением заметила бабушка. — Это хорошо. Но и опасно. Кофе любишь?
— Нет.
— Научу.
У бабушки были большая комната и просторная кухня — в старинном доме, с высокими потолками и окнами почти от пола до потолка.
— Нравится? — спросила бабушка.
— Не очень. Пусто.
— Ты неправильно воспитана, — сказала бабушка обиженно, — нельзя так… прямолинейно. Но зато ты естественна. В кого? Может быть, в меня?
Натали освоилась быстро. Бабушка вела музыкальные занятия в двух детских садиках, расположенных на разных концах города; возвращаясь домой, она отлеживалась часа три, выпивала несколько чашек наикрепчайшего кофе и оживала.
Высокая, худая, чуть-чуть сутулая, в старинном платье до пола, она расхаживала по комнате и разговаривала.
— Тебе очень повезло, что ты попала ко мне. Я утверждаю так не потому, что мое самомнение безгранично. Важно — любить, а я полюбила тебя со всеми твоими недостатками. Я даже предчувствую, что в конечном итоге ты пренебрежешь моими советами, и все-таки ты мне нравишься. В этом нет ничего удивительного. Чем больше живешь на свете, тем дороже тебе люди, но тем труднее встретить того, кому захочется отдать сердце. Но уж если отдашь, то… насовсем. Тебе смешно меня слушать, наверное? Ну и ладно. Самоуверенность молодости идет от незнания, от безответственного оптимизма, от убежденности, что все в жизни просто и человек прост. А он… он очень плохо устроен — в том смысле, что умнеет слишком поздно. А почему?