Натали качалась в кресле-качалке, не особенно вслушиваясь в бесконечные бабушкины рассуждения. Да и слушать ее было трудно, потому что она часто, забывшись, бормотала себе под нос.
Здесь Натали отдыхала. Когда она жила с матерью и отчимом, то находилась в состоянии непрестанной озабоченности, настороженности, а с бабушкой можно было просто сидеть и спокойно дышать.
И спокойно думать. Спокойно о неспокойном. Училась она в педагогическом институте на литературном факультете. Но и здесь, в новой среде, она опять оказалась как бы в стороне, особняком. Опять сверстницы казались ей беззаботными.
В театр или кино Натали ходила одна или с бабушкой, отворачивалась от приглашений на вечера или вечеринки.
Ей приходилось подрабатывать стенографией и перепечаткой на машинке, иначе денег не хватало.
Она была занята с утра до ночи, и все-таки казалось, что живет она вяло. Прислушиваясь к самой себе, Натали с интересом постороннего человека следила, как она живет. Да, внешне жизнь текла спокойно, но каждое движение души, каждая мысль были напряженными. Натали ждала, а что же с ней будет дальше. Даже гордилась: дескать, вот болит сердце, а я — ничего, существую… Внутри души, в самой ее глубине билась как бы вторая жизнь — стремительная до головокружения, страстная, резкая…
По молодости в глаза бросаются прежде всего отношения той части людей, которые на так называемые проблемы пола смотрят легко. И как естественная реакция на подобное поведение, формируются натуры вроде Натали — внешне замкнутые, отрицающие, казалось бы, самою потребность общения с противоположным полом. Она грезила о любви, мечтала о ней то возвышенно, то греховно.
Невысокого роста, но сильная, привлекающая внимание странным сочетанием детскости и зрелости, она бы производила впечатление даже красивой, если бы не выглядела — почти всегда — усталой. Это не то чтобы старило ее, а — тускнило. В каждой черте проглядывала недоступность, которую многие принимали за высокомерие. Вот никто за ней и не ухаживал, хотя заглядывались многие.
Обостренная придирчивость к самой себе породила такое же отношение и к людям. А люди, тем более молодые, этого не терпят.
А, может, это происходило из-за того, что помнились свет звезд, тряска вагона, стук колес, голубые грустные глаза и негромкий голос…
Однажды Натали улыбнулась, вспомнив об этом.
— Что? — удивленно спросила бабушка.
— Так! — Натали прошлась по комнате, надеясь, что неожиданно охватившее ее волнение быстро исчезнет. — Вспомнила хорошего человека. — И сразу стала грустной. — Но я вела себя ужасно глупо.