— Я спрашивала, что нас связывает?
— Отвечаю. А от запутанного взгляда на жизнь проистекают разные осложнения, даже драмы. Вот ты в глубине души не очень-то любишь людей, потому что требуешь от них слишком многого, требуешь того, на что большинство, наверное, и не способно. Ты отдаешь им больше, чем получаешь. Посему ты ими и недовольна. И рано или поздно ты уйдешь от них в себя. Этот процесс уже начался. Всего удобнее ему происходить здесь, дома. Я тебе помогу. Ведь я очень удобный — ты не заметила? Обрати внимание: как мало я от тебя требую. Минимум. Я не вызываю тебя на соревнование: чья воля, чей характер сильнее, кто лучше? А ведь именно этим занимается большинство супругов. Я совершенно убежден, что мы будем жить душа в душу. Ты привыкнешь ко мне, узнаешь все мои достоинства и недостатки, успокоишься… Все будет предельно просто. И очень хорошо.
— И очень скучно.
— О, нет.
Спорить не хотелось. Спорить было бесполезно. Он все равно бы не понял. Улыбался бы снисходительно.
И она уходила на кухню. Хотя Игорь и не запрещал ей курить, она любила делать это в одиночестве.
«А что мне мешает взять и уйти? — думала она. — Невесть какая трагедия для него. Пока еще не поздно. Почему же я не ухожу? Не может быть, что меня удерживает то, что бывает ночью. Когда хоть ненадолго, да забываешься… Почему же я не ухожу?.. Жалеть его не за что. Он в этом не нуждается…»
Как всякий одинокий человек, она любила разговаривать с вещами, особенно с бабушкиным кофейником.
«Не сердись, — просила его Натали, когда он отплевывался кипятком, — я отвернулась всего на минутку, а ты… Добрый, а злишься. Вот увидишь, я научусь обращаться с тобой, как бабушка».
И все время вспоминала бабушку, и оправдывалась перед ней.
Игорь постепенно, но настойчиво обставлял квартиру новой мебелью. Исчезали старые вещи, появлялись другие. Натали жалела и старинные, расшатанные кресла, и диван с потертой кожей, и громоздкий дубовый стол, и особенно — пианино.
— Может быть, оставим? — спросила она. — Бабушка очень любила его.
— Я не замечал в тебе сентиментальности. Хранить эту бандуру, как память? Зачем? Если бы это был великолепный инструмент… Смотри, дело твое.
Натали махнула рукой.
О своей прежней жизни Игорь почти не рассказывал, а Натали и не спрашивала. Отец его разошелся с женой, когда Игорю было десять лет, и сейчас изредка посылал весточки. Мать писала еще реже. Игорь отвечал открытками.
Он был воистину счастливым человеком. Вот уж кто никогда не испытывал ни тоски, ни отчаяния, ни неуверенности. Казалось, в нем есть какой-то ограничитель чувств, не позволяющий им достигать напряжения.